Антиквар. Повести и рассказы

– На любой. Парадный. Варна – не такой уж маленький город. Туда как раз и возят туристов, а сюда нет. Давай-ка лучше зайдем в парк: там есть фонтан и лавочки. Вот на них и посидим, повздыхаем…

Тут я почувствовал, что страшно устал. Парк, однако, оказался рядом.

– А, я знаю, что́ тебе понравится. – Светла, казалось, готова была рассмеяться. – Сколько раз ты сегодня пробежал вверх-вниз по лестнице возле «Гданьска»? Три?

– Четыре. – Я смутился. – Это я за мороженым…

– Я догадалась. Теперь проверим твой болгарский. Что написано вон на том ларьке?

– «Паста», – послушно прочитал я.

– А что это значит?

– Выпечка… или пирожные…

– Ну, ты не зря листал тот словарь. – Светла и впрямь рассмеялась. – Думаю, они не испортят тебе аппетит: до ужина еще час.

И, как по волшебству, мы оказались на лавочке возле фонтана, причем я уплетал дивные маленькие сладкие рулеты из коробки с откидной крышкой, а Светла держала в руках бутылочку кока-колы. Не верилось, что грустная площадь с некрологами на стенах (а не в газетах) и мрачный черный храм находятся тут же, в двух шагах.

– Светла, – спросил я, – почему ты знаешь так хорошо русский?

Она на миг нахмурилась.

– Был случай выучить, – сказала она потом. – К тому же я училась в Софии, на славянской филологии, а летом подрабатывала в «Балкантуристе».

– Подрабатывала? А сейчас?

– Это последний год. Если только не поступлю в аспирантуру… Ну да это всё скучные темы.

Она явно чего-то недоговаривала, но я не решился спрашивать еще.

Так был побежден коварный «Гданьск» и вздорный «Оверлук». Светла всегда знала, в который день мой отец снова отправится в библиотеку (та, как оказалось, была за одну остановку до площади с храмом), и, если ей позволяли обстоятельства, увозила меня в Варну. Она была мастерица выдумывать развлечения и экскурсии, но не упускала случая показать мне и места «не для туристов». Впрочем, бульвары мы тоже посетили: они тогда вошли в Болгарии в моду и устраивались наподобие московского старого Арбата; или, вернее, старый Арбат, а затем Малую Садовую в Петербурге через много лет отделали в стиле этих бульваров. Ни мне, ни Светле такие новшества не нравились.

Но как-то раз, зайдя к нам в номер, Светла уже не сияла обычной своей, такой милой и успокаивающей улыбкой с ямочками на щеках, а казалась не то расстроенной, не то строгой.

– Нас сегодня ждут в гости, – сказала она мне. – Ты не откажешься быть в болгарской компании?

Я слегка испугался. У Светлы был явный талант не только учить языки, но и помогать в этом другим, так что, почти незаметно для себя, я не то чтобы заговорил, но уже мог слегка болтать по-болгарски. Однако оказаться среди болгар, наверняка не знавших русского, – это было что-то вроде экзамена, тем более что тон и выражение лица Светлы меня насторожили.

– А куда?.. К кому?.. – глупо спросил я, будто мог кого-нибудь знать или, наоборот, не знать. Сам это тотчас понял и поспешил исправиться: – Как это – нас? Меня разве тоже?

– Разумеется, – кивнула она. – Я рассказала о тебе. – («Интересно что?» – подумал я.) – Так что нас ждут обоих. И там будет один… в общем, интересный человек. Тебе его вряд ли случится когда-нибудь еще увидеть.

Ее тон все больше смущал меня, но, как мне казалось, ей почему-то хотелось – или было надо, – чтобы я согласился. Я тотчас согласился. Она облегченно вздохнула, совсем уже устрашив и удивив меня этим, и наконец слегка улыбнулась.

– Тогда собирайся, – велела она. – Форма одежды – вольная.

Я все же выбрал новокупленные (кстати, по ее подсказке) бриджи и шелковую изящную ковбойку. Белые гольфы и белые же кроссовки (уже мой вкус) довершили наряд, который, пожалуй, можно было бы счесть и парадным. Что касается самой Светлы, то выглядела она отлично, но она всегда выглядела отлично, и думаю, так полагал не один я. Я не раз замечал взгляды самых разных мужчин, бросаемые на нее, а что касается нашей группы, то после истории с «профессорским» номером дружба Светлы со мной, тотчас замеченная и явно ставшая темой пересудов, вызвала такую глухую ревность и ненависть ко мне всех подряд, что я старался не показываться нигде один, кроме только книжных антресолей клуба.