Антикварий

— Сэр Артур, позвольте войти сюда вестнику удачи, хотя он и не похож на Гермеса. Вы недавно говорили о вороне, издали чующем сечу. А вот перед вами сизый голубь (старый и упрямый, надо признаться), который почуял добрые вести за шесть или семь миль, помчался туда в двуколке и возвратился с оливковой ветвью.

— Это все бедняга Роби, который меня вез, — сказал нищий. — Парень боится, что он в немилости у миледи и сэра Артура.

Покаянное и робкое лицо Роберта выглядывало из-за плеча Эди.

— В немилости у меня? — удивился сэр Артур. — Как так? — Баронет уже давно забыл, в какое исступление он пришел из-за пережаренного хлеба. — Ах, я припоминаю, Роберт. Я был сердит, а ты — не прав. Ступай займись делом и никогда не возражай хозяину, когда он раздражен.

— И никому вообще, — вставил антикварий, — ибо короткое слово отводит гнев.

— И скажи матери, если ее опять мучит ревматизм, пусть придет завтра к экономке, — промолвила мисс Уордор. — Мы посмотрим, что можно для нее сделать.

— Да благословит бог вас, миледи, — сказал растроганный Роберт, — и его милость сэра Артура, и молодого лорда, и весь дом Нокуиннок во всех его коленах, ближних и дальних. Это уже сотни лет гостеприимный и открытый для бедных людей дом.

— Вот, — сказал антикварий сэру Артуру, — не будем об этом спорить, но вы видите, что бедные люди платят естественной благодарностью за внимание и благотворительность вашей семьи. Вы не услышите, чтобы эти люди вспоминали о Красной Руке или о Дьяволе в латах. Что до меня, то я должен сказать: Odi accipitrem qui semper vivit in armis note 205. Поэтому будем мирно есть, и пить, и веселиться, сэр!

В гостиной был наскоро накрыт стол, и все общество радостно расположилось за ним, чтобы подкрепить свои силы. По просьбе Олдбока Эди было предложено сесть у буфета в огромное кожаное кресло, которое частично было скрыто экраном.

— Я соглашаюсь на это тем охотнее, — сказал сэр Артур, — что помню, как в дни моего отца это кресло занимал Эйлши Горлей, последний, насколько мне известно, из тех шутов, которых держали в знатных шотландских домах.

— Это верно, сэр Артур, — отозвался нищий, который ради красного словца не пожалел бы родного отца. — Многие мудрые люди сиживали в креслах шутов и многие шуты — в креслах мудрых людей, особенно — в знатных домах.

Мисс Уордор, опасаясь действия этой речи (хотя и достойной Эйлши Горлея или иного образцового шута) на нервы отца, поспешила обратиться к нему и спросить, не следует ли угостить элем и говядиной слуг и ближайших сельских жителей, в значительном числе привлеченных событиями к замку.

— Конечно, радость моя, — сказал отец, — бывало ли в нашей семье иначе, когда снималась осада?

— Да, осада, начатая судейским крючкотвором Суипклином, и снятие ее нищим Охилтри — это par nobile fratrum note 206, — сказал Олдбок, — причем второй заслуживает не меньшего уважения, чем первый. Но не огорчайтесь, сэр Артур, такие осады и снятие их теперь в порядке вещей, и нынешнее избавление стоит того, чтобы отметить его стаканом вашего великолепного вина. Честное слово, это, кажется, бургундское!

— Будь в погребе что-либо лучшее, — промолвила мисс Уордор, — оно все равно не могло бы достойно вознаградить вас за дружескую поддержку.

— Вы так считаете? — сказал антикварий. — Ну что ж, с благодарностью пью за вас, мой прекрасный враг, и за то, чтобы вы скоро подверглись такой осаде, какую особенно любят леди, и подписали условия капитуляции в часовне святого Уиннокса!

Мисс Уордор покраснела, а лицо Гектора сперва залилось краской, затем побледнело.

— Моя дочь очень обязана вам, Монкбарнс. Но, если вы сами не примете ее руку, я прямо скажу, не знаю, где дочь бедного рыцаря может найти себе пару в наши корыстные времена.

— Вы говорите обо мне, сэр Артур? Ну нет! Но я сохраняю за собой право поединка и, неспособный сразиться сам с моим прекрасным врагом, выставлю за себя другого бойца. Впрочем, об этом — потом! Что ты нашел в этих бумагах, Гектор? Ты склонился над ними так, словно у тебя пошла из носу кровь.

— Ничего особенного, сэр. Но только моя рука теперь уже почти совсем поправилась, и я собираюсь через день или два избавить вас от своего общества и отправиться в Эдинбург. Я узнал, что туда прибыл майор Невил. Я хотел бы повидать его.

— Какой майор? — спросил дядя Гектора.

— Майор Невил, сэр, — повторил молодой воин.

— А кто он такой, черт возьми, этот майор Невил? — настаивал антикварий.

— Вы, мистер Олдбок, — вмешался сэр Артур, — наверно, не раз видели его имя в газетах. Это весьма выдающийся молодой офицер. Но я рад сообщить, что мистеру Мак-Интайру незачем уезжать из Монкбарнса, чтобы его повидать: сын пишет, что майор приедет с ним в Нокуиннок, и мне нечего говорить о том, что я охотно познакомлю молодых людей — конечно, если они еще не знакомы.

— Нет, лично мы еще не знакомы, — ответил Гектор, — но мне приходилось много слышать о майоре Невиле, и у нас есть общие друзья; ваш сын один из них. Но мне все равно пора в Эдинбург. Я вижу, что начинаю надоедать дяде, и боюсь…