Антикварий

Увидев перед собой фасад Гленаллен-хауза, длинного старинного здания, наиболее современная часть которого была спроектирована знаменитым Иниго Джонсом[378], Эди Охилтри начал соображать, как ему легче всего проникнуть внутрь для выполнения своей миссии. После продолжительного раздумья он решил отослать перстень Элспет графу через кого-либо из слуг. С этой целью он зашел в один из близлежащих домиков, где ему дали все необходимое, чтобы вложить перстень, наподобие прошения, в конверт, запечатать его и написать адрес: «Его светлости графу Гленаллену». Однако, зная, что послания, сдаваемые у дверей знатных домов такими людьми, как он, не всегда доходят по адресу, Эди, старый солдат, пожелал разведать местность, прежде чем перейти в решительную атаку. Приблизившись к сторожке привратника, он увидел выстроившихся перед ней бедняков. Тут были и местные жители, и представители нищенской профессии вроде него, и он заключил, что предстоит большая раздача милостыни.

«Доброе дело, — сказал себе Эди, — никогда не остается без награды. Я, может быть, получу хорошую милостыню. Она не досталась бы мне, если бы я не явился сюда по поручению старухи».

Придя к такому выводу, он примкнул к этому обтрепанному полку и постарался занять место в первых рядах, считая, что право на подобное преимущество ему дают голубой плащ и бляха, не говоря уж о его летах и опыте. Но вскоре он убедился, что в этом собрании имеет силу совсем иной порядок старшинства.

— Разве ты получаешь тройной паек, приятель, что так дерзко лезешь вперед? Едва ли это так, потому что католики не носят таких блях.

— Нет, нет, я не папист, — признался Эди.

— Тогда убирайся к тем, кому дают два пайка или один. Вон они стоят — англиканцы и пресвитериане. Тошно смотреть на еретика с такой белой бородищей, которая отшельнику под стать!

Изгнанный из среды нищих-католиков или тех, кто причислял себя к ним, Охилтри подошел к беднякам, принадлежавшим к англиканской церкви; им знатный благодетель назначил двойную порцию своих даров. Но никогда еще случайно забредший конформист не изгонялся так грубо молитвенным собранием англиканской церкви, даже во времена доброй королевы Анны[379], когда о религии спорили с особым ожесточением.

— Погляди-ка вон на того, с бляхой! — кричали они. — Каждый год слушает в день рождения короля пресвитерианского проповедника, а теперь хочет выдать себя за англиканца! Ну нет! Не выйдет!

Не признанный, таким образом, ни Римом, ни епископальной церковью, Эди был вынужден укрыться от насмешек своих собратьев среди жиденькой кучки пресвитериан, которые либо считали недостойным скрывать свои религиозные убеждения ради увеличенной подачки, либо, может быть, не могли пойти на обман ввиду неизбежного разоблачения.

Те же степени старшинства соблюдались и при самой раздаче милостыни, состоявшей из хлеба, мяса и мелких монет, представителям всех трех категорий. Раздачей подарков католикам лично руководил капеллан, человек строгого вида и манер. Каждому нищему он задавал один-два вопроса и рекомендовал молиться за упокой души Джоселинд, усопшей графини Гленаллен, матери их благодетеля. Привратник, которого можно было отличить по длинной булаве с серебряным набалдашником и по черному плащу с позументом того же цвета, надетому им по случаю траура, наблюдал за распределением благ среди приверженцев епископальной церкви. Менее счастливые сторонники шотландской церкви были вверены попечению пожилого слуги.

Обсуждая с Эди какой-то спорный вопрос, привратник назвал старика по имени, и тогда лицо его показалось Эди знакомым и пробудило в нем воспоминания о былых временах. Собравшиеся уже начали расходиться, и слуга, вновь подойдя к тому месту, где все еще медлил Охилтри, сказал ему с резким эбердинским акцентом:

— Видно, много жиру нагулял старик, если не можешь уйти, получив и мясо и деньги!

— Фрэнси Макро, — ответил ему Эди Охилтри, — ты забыл Фонтенуа и команду: «Сомкнуть шеренги!»[380]

— Охо, охо! — по-северному радостно завопил Фрэнси. — Это мог сказать только мой старый полковой товарищ Эди Охилтри! Но мне грустно, приятель, видеть тебя в таком жалком положении.

— Мне не так плохо живется, как ты думаешь, Фрэнси. Но мне не хотелось уйти, не поболтав с тобой, ведь я не знаю, когда мы снова увидимся. Ваша челядь не слишком жалует протестантов — вот почему я и не заглядывал сюда раньше.

— Тише, тише! Не надо об этом; дай грязи подсохнуть — она сама отпадет. Пойдем со мной, я угощу тебя, дружище, кое-чем получше говяжьей кости.