Антикварий

— Догадываюсь, хотя и не могу вспомнить, — сказал граф. — Она, несомненно, превосходила меня в области литературного вкуса и знаний, как и вообще во всем, и непонятно, мистер Олдбок, что, по воле провидения, это создание, прекрасное духом и телом, было столь ужасным образом вырвано из жизни лишь из-за роковой склонности к такому жалкому человеку, как я.

Мистер Олдбок не пытался ответить на эту вспышку горя, не утихавшего в груди гостя, и только сжал его руку в своей, а другой провел по своим густым ресницам, словно смахивая застилавший глаза туман; затем он удалился, предоставив графу возможность на свободе приготовиться к обеду.

ГЛАВА XXXV

… ваша жизнь

Горит в мозгу у вас и пляшет в жилах.
Так выпитый в кругу друзей бокал
И сердце тешит и воображенье.
А предо мной на дне осадок мутный.
Он выдохся, прокис и, как помои,
Грязнит вмещающий его сосуд.

Старинная пьеса

— Вы только подумайте, мистер Блеттергаул, что за человек мой брат! Вот, кажется, и умный он и ученый, а приводит в дом этого графа, не сказав никому ни слова! И как раз у Маклбеккитов несчастье, и мы сидим без рыбы, а посылать в Фейрпорт за говядиной нет времени. Остается только баранина — барашка час назад зарезали, а тут еще эта дуреха Дженни Ринтерут закатила истерику и битых два дня только хохотала и ревела, и вот приходится просить незнакомого слугу, который важен и молчалив, как сам граф, прислуживать у буфета! А я даже не могу пойти на кухню распорядиться: там торчит этот самый слуга и готовит какую-то мешанину для милорда, который не может есть, как все люди. А как мне, когда придет время, кормить этого самого слугу, я, мистер Блеттергаул, и ума не приложу.

— Вы правы, мисс Гризельда, — ответил пастор, — Монкбарнс поступил неделикатно. Ему следовало за сутки предупредить вас о посещении, как это делают при назначении описи для оценки и передачи церковной десятины. Впрочем, эта важная особа не могла найти во всем приходе дома, где бы ее лучше обеспечили продовольствием. Сие я могу утверждать столь же смело, как и то, что пар из кухни благодатно щекочет мне ноздри. Если вас ждут какие-нибудь хозяйственные дела, мисс Гризельда, то я ведь здесь не посторонний и могу пока что развлечься вот этим дополненным изданием «Основ» Эрскина[434].

Взяв с дивана под окном этот занимательный том (для шотландцев то же, что комментарии Кока к Литлтону[435]), он как бы инстинктивно раскрыл его на десятой главе книги второй «О десятинах или десятинных податях» и сейчас же погрузился в глубокомысленное рассуждение о временном характере бенефиций[436].

Угощение, причинившее мисс Олдбок столько беспокойств, наконец появилось на столе. И вот граф Гленнален впервые после пережитой им трагедии сидел за чужим столом, окруженный чужими людьми. Он казался самому себе человеком, объятым сном или еще не совсем оправившимся от воздействия на его мозг одуряющего напитка. Освобожденный в это утро от призрака вины, так долго терзавшего его воображение, он теперь ощущал свое горе уже как более легкое и переносимое бремя и все-таки еще не был способен участвовать в общем разговоре. Действительно, беседа носила совсем иной характер, чем тот, к которому он привык. Резкость Олдбока, бесконечные, нудные извинения его сестры, педантическая узость высказываний пастора и чрезмерная живость молодого воина, от которой пахло больше казармой, чем дворцом, — все это было ново для графа, который прожил в атмосфере уединения и печали столько лет, что формы обращения, принятые в окружавшем его теперь мире, были ему чужды и неприятны. Одна лишь мисс Мак-Интайр благодаря врожденному такту и непритязательной простоте манер принадлежала, как показалось графу, к тому классу общества, к которому он привык в давнишние и более счастливые дни.

Поведение лорда Гленаллена удивляло собравшихся ничуть не меньше. Хотя был подан простой, но превосходный семейный обед (как справедливо говорил мистер Блеттергаул, мисс Гризельду невозможно было застать врасплох, а ее кладовую — пустой) и хотя антикварий хвастал своим лучшим портвейном и уподоблял его фалернскому вину Горация, лорд Гленаллен оказался неприступным для соблазнов яств и пития. Его слуга поставил перед ним небольшую тарелку с рагу из овощей, то самое блюдо, приготовление которого так встревожило мисс Гризельду. Лорд Гленаллен съел очень немного и завершил свою трапезу стаканом искрящейся ключевой воды. Такой, по словам слуги, была диета его светлости уже много лет, за исключением больших церковных праздников или случаев, когда в Гленаллен-хаузе принимали высшее общество. Только тогда граф ослаблял суровость этой диеты и позволял себе бокал или два вина. Но сегодня ни один отшельник не мог бы пообедать проще и скуднее.