Антикварий

— Ну, а если крачка? Какое это имеет значение? Но, я вижу, подробности вас мало трогают. Поэтому я отбрасываю письма четырех видов и перехожу к современному порядку взыскания долгов. Вы полагаете, что человека сажают в тюрьму за неуплату долга? Ничего подобного! Дело обстоит следующим образом: король снисходит к просьбе заимодавца и посылает должнику свой королевский приказ удовлетворить справедливое требование в определенный срок — в течение двух недель или одной, в зависимости от обстоятельств дела. Должник противится, не повинуется — что тогда? Тогда его с полным законным правом объявляют мятежником против нашего милостивого государя, чьего приказа он ослушался. Это решение оглашают, трижды протрубив в рог, на рыночной площади Эдинбурга, столицы Шотландии. Затем провинившегося сажают под замок не за какие-то там частные долги, а за наглое пренебрежение королевской волей. Что ты на это скажешь, Гектор? Ты этого, наверно, не знал?[504]

— Не знал, дядя. Но, признаюсь, я был бы очень благодарен королю, если бы, когда у меня нет денег на уплату долгов, он прислал бы мне малую толику, вместо того чтобы объявлять меня мятежником за то, что я не выполняю невозможного.

— Твое воспитание не подготовило тебя к рассмотрению подобных вопросов, — ответил дядя. — Ты не способен оценить все изящество юридических формулировок, примиряющих твердость, которую для защиты торговли необходимо проявлять по отношению к упорным должникам, с самой щепетильной заботой о свободе подданного.

— Не знаю, сэр, — ответил все еще не просветившийся Гектор, — но если человеку остается только уплатить долг или сесть в тюрьму, мне кажется, не велика разница, сядет ли он как должник или как мятежник. Впрочем, вы говорите, что королевский приказ предоставляет срок в столько-то дней. Ну что ж, попади я в такую переделку, я не стал бы ждать и задал стрекача, предоставив королю и кредитору улаживать дело между собой.

— Я тоже, — сказал Эди. — Непременно дал бы тягу.

— Понятно, — ответил Монкбарнс, — но тем, кого суд подозревает в нежелании дожидаться формального посещения властей, наносят более скорый и бесцеремонный визит как лицам, не заслуживающим особого снисхождения.

— Да, да, — подтвердил Эди, — это, кажется, называется у них «ордер на предупредительный арест». Я с этим немного знаком. На юге бывают еще аресты на границе — очень скверное дело. Меня раз схватили на ярмарке в день святого Иакова и целые сутки продержали в церкви в Келсо. Какой там холод да сквозняки, скажу я вам!.. Смотрите-ка, что это за женщина с корзиной на спине?.. Никак сама бедная Мегги!

Это и в самом деле была она. Ее тоска по погибшему сыну если и не уменьшилась, то несколько отступила перед необходимостью подумать о пропитании семьи. Ее приветствие представляло собой своеобразную смесь обычного заманивания покупателя с жалобами на судьбу по поводу недавнего несчастья.

— Как поживаете, Монкбарнс? Мне еще не удалось прийти и поблагодарить вас за честь, какую вы оказали моему бедному Стини, когда помогли схоронить его. — Она всхлипнула и утерла глаза краешком синего передника. — Но рыба ловится неплохо, хотя мой хозяин еще не собрался с силами и сам пока не выходил в море. Конечно, мне бы сказать Сондерсу, что ему же легче станет, коли он возьмется за работу, но я боюсь и заговаривать с ним, да и не след мне так отзываться о муже. А у меня тут очень нежная пикша, самая свежая. Я продаю всего по три шиллинга за дюжину, у меня сейчас духу нет как следует торговаться. Приходится брать, что любая христианская душа даст мне без лишних слов и обид.

— Что нам делать, Гектор? — спросил, помолчав, Олдбок. — Я уже раз впал в немилость у моих женщин за то, что мало с ней торговался. С обитателями моря, Гектор, моей семье не везет.

— Как так — что нам делать? Дайте бедной Мегги, что она, сэр, просит, или позвольте мне послать немного рыбы в Монкбарнс.

И он протянул женщине деньги. Но Мегги отдернула руку:

— Нет, нет, капитан! Вы еще слишком молоды и сорите деньгами. Разве можно так, сразу, давать торговке рыбой сколько она сказала! Нет, право, я думаю, что немного побраниться со старой экономкой или с мисс Гризи будет мне полезно. И я еще хочу проведать эту пустельгу Дженни Ринтерут. Говорят, она нездорова. Изводится, глупая, из-за Стини, а он на таких и головы не оборачивал!.. Так вот, Монкбарнс, это чудесная свежая пикша, но, конечно, в доме мне много не дадут за нее, если им нынче нужна камбала.

Она отправилась дальше со своей ношей, и в ее мыслях горе, признательность за сочувствие и привычная страсть к торгу то и дело сменяли друг друга.

— А теперь, когда мы стоим у двери ее хижины, — сказал Охилтри, — хотел бы я знать, Монкбарнс, зачем вы тащили меня за собой в такую даль? Честно скажу вам, что мне совсем не хочется входить. Я не люблю вспоминать, как молодая поросль падала вокруг меня, пока я не остался никчемным старым пнем без единого зеленого листочка.

— Здешняя старуха, — промолвил Олдбок, — посылала тебя с поручением к лорду Гленаллену, не так ли?