– «Нашим отрядом, – начала Маша, – командовал красноармеец из центра. Говорили, что друг самого Ворошилова. Звали его Петр Стах. Был он неплохим командиром, но шибко горячим во хмелю. В бою никого не щадил. А уж если спьяну, так рубал всех, кого ни попадя. С простыми бойцами держался строго, к себе не подпускал. Только однажды, после победы в бою над бандитами, сел с нами выпить. У него была сабля с золотым эфесом. Ребята спросили, откуда оружие. Думали, что расскажет про бой, в котором его заслужил. Но пьяный Стах, засмеявшись, ответил, что это оружие одного офицера, которого он зарубил еще в Первую мировую. Мы, конечно, спросили за что. Стах выпил еще горилки и ответил, что не ваше, мол, дело».
Маша посмотрела на Вадима. У него был потрясенный вид.
– Что скажете?
Вадим взглянул на нее и ничего не ответил. Маше стало очень жалко его.
– Может, хватит на сегодня? – тихо спросила она.
Но Вадим уже справился с собой.
– Нет. Рассказывайте.
– Тогда сначала про дальнейшую судьбу Петра Стаха. За особое рвение Ворошилова, как известно, назначили сначала наркомом обороны, потом председателем президиума Верховного Совета, маршальские звезды повесили, а затем – аж три звезды героя. И так до самой его кончины в шестьдесят девятом. И все это время верный друг Петро был рядом или где-нибудь поблизости. От власти тоже получил немало наград и привилегий. Они даже умерли в один год. Хоронили обоих как героев.
– Неплохо пожил Петро. Лет до девяноста?
– До восьмидесяти.
– Тоже хорошо. По тем временам вообще отлично. А что известно о детях?
– Были. Аж четверо. До наших дней дожили потомки младшего сына Стаха – Климента, названного, как можно догадаться, в честь старшего товарища и командира. До последнего времени был жив внук Петра Стаха, родившийся в сороковом году, и праправнук, ваш ровесник, названный в честь геройского предка Петром. Две недели назад старший из них, Ефрем Климентович, скончался после сердечного приступа. Петр, его фамилия не Стах, а Молохов, проживает в славном городе Санкт-Петербурге. Именно он принес к нам в салон Георгиевскую саблю. Причем на следующий день после смерти деда. Наверное, денег на похороны не было.
– Хорош.
Он взял со стола кружку, понес ее на кухню и там затих. Маша не стала звать его обратно. Пусть побудет один. А она пока немного посидит с закрытыми глазами. Все-таки ночь почти не спала. И усталость какая-то накатила…
Очнулась Маша на том же диване, укрытая двумя одеялами. Она вылезла из-под них вся мокрая. Ну и зачем он ее так закутал? Офигеть можно! Ах да, это же в лечебных целях! Интересно, сколько она проспала? Еще день или уже ночь?
Маша прислушалась. В квартире было темно и тихо. Значит, ночь. И хозяин, скорей всего, спит, как все порядочные люди.
Интересно, а душ у него есть?
Она слезла с дивана и на цыпочках отправилась на поиски ванной, которая оказалась такой же недоделанной, как и все остальное в этом доме. Стены вообще цементные. Ему тут не нравится? Или просто некогда заняться ремонтом?
Полотенца тоже не оказалось. Только бумажные для рук. На крючке висел синий махровый халат и больше ничего. Маша вымылась и напялила халат на мокрое тело. Что еще было делать? Халат оказался большим и длинным. Хоть два раза замотайся.
Путаясь в подоле, она вышла из ванной, двинулась к знакомому дивану и чуть было не столкнулась с хозяином.
Заслышав возню, Вадим вышел из кухни, где коротал время за просмотром документов, и пошел на звук льющейся воды, захватив по пути пару полотенец и размышляя о том, как бы ловчее их передать, чтобы не увидеть ничего лишнего. Он почти дошел, но тут из темноты навстречу ему выдвинулся какой-то большой бесформенный куль. От неожиданности Вадим отступил назад, выронив полотенца. Куль пискнул и отшатнулся. Наконец он догадался зажечь свет и увидел Марусю, закутанную в банный халат.
– Ты чего тут ходишь? – крикнула она.
– Полотенца несу, – ответил он.
Она испуганно таращила глаза и выглядела так уморительно, что на него сошло умиление. Сколько бы она ни строила из себя серьезного взрослого человека, все равно Маруся – ребенок. Смешной и милый. Наверное, можно было бы вытряхнуть ее из этого куля, унести куда-нибудь и…
Вместо этого «и» он спросил:
– Будешь горячий чай с малиной?
– Да. Пить ужасно хочется.
– Тогда пошли.
Он взял ее за руку, и они пошли куда-то за угол. Оказалось, на кухню. Такую же неуютную, как и все в этом доме. Приткнув Машу на какую-то жесткую скамейку, заботливый хозяин заварил чай прямо в огромной кружке, вылил туда полбанки варенья и сунул кружку страждущей. Она с ходу отхлебнула и сморщилась. От такой сладости чего доброго попа слипнется!
– Горячо? – тут же спросил Вадим.
– Немного.
– Но ведь вкусно?
– Очень!
Еще чуть-чуть, и она научится политесу! Говорить то, что правильно, а не то, что хочется. Элеонора была бы довольна ученицей.
Она выпила всю кружку и тут только поняла, что они перешли на «ты». Как-то незаметно получилось.
Вадим осторожно забрал кружку.
– Переходи на диван и поспи еще.
– Не могу. Мне на работу надо.
– Не надо. Уже шесть вечера. А завтра вообще воскресенье.