К тому же высокопоставленные чиновники были охотниками до таких книг, особенно если содержание касалось вопросов нравственности. Так что тема собирательства уничтоженных и запрещенных изданий – достаточно интересна и, что самое главное, ныне имеется возможность их собирать.
Истории, аналогичные описанной выше с книгой Дмитриева-Мамонова, повторялись и в конце XIX века. Довольно известна одна, хотя и не в полной мере. А. С. Суворин, издавая в 1886 году «Записки о моей жизни» Н. И. Греча, писал в предисловии, что осуществлено издание, «к сожалению, все-таки с пробелами (отмеченными нами в книге точками), потому что некоторые места записок не могут быть напечатаны даже в настоящее время». Однако изъятий в издании оказалось очень много: «Целые абзацы, иногда страницы, были заменены в этом издании рядом точек». Не исключено, что Суворин умышленно набрал текст до представления в цензуру, а затем не стал его переверстывать, дабы привлечь внимание к масштабам утраты. Всего в книге было сделано 58 купюр размером от нескольких слов до нескольких страниц.
Но, памятуя о правилах цензуры, Суворин, прежде чем печатать основной тираж, за судьбу которого был спокоен – оно местами напоминает дуршлаг, – отпечатал нечто более содержательное. Он тиснул несколько экземпляров с полным текстом, которые в случае серьезного скандала могли быть выданы за корректурные, а не за незаконное бесцензурное издание. Именно таким образом и оказались рождены на свет единичные экземпляры без изъятий: «А. С. Суворин напечатал тогда же кроме этого подцензурного издания еще и десять экземпляров с полным текстом без всяких цензурных пробелов и точек (экземпляры эти, напечатанные Сувориным для себя и немногих друзей, представляют теперь большую библиографическую редкость)», – отмечено в предисловии к изданию 1930 года.
Дело оказалось даже более хитроумно устроено, чем думали современники и затем историки: при внимательном сравнении обоих вариантов можно разглядеть и более серьезные и опасные уловки, на которые пошел А. С. Суворин. В бесцензурных экземплярах оказались напечатаны даже такие места, которые изначально не предполагались к печати и которые не были заменены отточиями. В основном издании они просто изъяты и текст полос переверстан, чтобы не было видно следов, либо текст искажен: авторская прямота замаскирована более мягкими выражениями. Приведем несколько примеров, выделяя курсивом сохраненные в особых экземплярах слова. Говоря о Екатерине II, Греч замечает, что помехой «к совершению ее великих планов была любовь ее к
Советская цензура так же многогранна и еще более строга. Сложно в это поверить, но в сталинские годы каждая радиопередача предварительно была написана в виде текста, напечатана машинисткой и утверждалась цензурой перед выходом в эфир. Даже когда проходили выборы, накануне уже были написаны не только тексты для итоговых выпусков новостей, но в них заранее указывались результаты голосования и процент явки избирателей. Что уж говорить о печатной продукции…
Мы бы могли составить целый сборник «рассказов о книгах» нелегкой судьбы, но не хочется увлекаться, к тому же есть работы Арлена Викторовича Блюма, включая прекрасный справочник.
В любом случае тематика не вышедших вовсе книг или же экземпляров с первоначальным текстом, замененным впоследствии во всем тираже, интересна и увлекательна. Конечно, мы видим ряд изданий, редкость которых преувеличена («Сказки» К. И. Чуковского, Academia, 1935 и прочее), но от этого тема не становится менее интересной для собирательства и научного изучения. А такие издания, как «Бесы» того же издательства Academia (1935, известны единичные экземпляры первого тома), знакомы каждому.