Антимамочка. Реальное материнство

С Джудом: «Кажется, у него шея попахивает. Передай влажную салфетку! Искупаем завтра».

С Генри: «Нужно купить еще книжек. У меня заканчиваются истории для чтения перед сном!»

С Джудом: «Святая капибара, ему уже полгода, а я ему ни разу не читала».

С Генри я была одержима режимом сна и кормлений. («Ему нельзя сейчас спать, на часах лишь половина шестого!») Порой я по сорок минут расхаживала по гостиной с хнычущим Генри на руках, только чтобы выдержать промежуток между кормлениями.

Со вторым ребенком у меня не было на это ни физических, ни моральных сил. Один раз, когда я очень плохо себя чувствовала, я принималась кормить Джуда всякий раз, стоило ему пошевелиться. График кормлений? Ах, оставьте, у меня есть занятия поважнее, чем скрупулезно отмечать, когда он поел в последний раз. Мне было проще вогнать его в молочный ступор, потому что присмотр за старшим сорванцом никто не отменял. А тот как раз решил воспроизвести в гостиной «Большой пожар в Понтипанди». Были и другие дни, когда я перекармливала Джуда и позволяла ему спать дольше разумного просто потому, что мне нужно было помыть посуду. Или посмотреть сериал в относительной тишине.

В материальном плане нам тоже не удалось соблюсти равновесие. На первое Рождество Генри мы завалили его подарками. Мы купили кучу игрушек и одежды, до которой ему было расти и расти, и сидели под елкой, разворачивая сверток за свертком со счастливыми возгласами: «Милый, ты только посмотри! Тебе нравится новая игрушка?». А «милому» куда больше нравилось пробовать на свежевыращенный зуб свечку или облизывать дверной косяк. Джуду на его первое Рождество едва исполнилось четыре месяца. Он не умел сидеть и даже оберточной бумагой не слишком интересовался. Поэтому мы купили ему пару символических подарков. Рождественским утром я, конечно, чувствовала себя немного виноватой за то, что мы обделили младшего. Но умом я понимала, что ему пока не нужен носок, доверху набитый гостинцами. Уверена, с тех пор мы успели восстановить справедливость.

Так что, Джуд, когда ты будешь это читать, мой Маленький Мармеладик, надеюсь, ты примешь наши с папой извинения. Несмотря на лучшие намерения, мы так и не смогли дать тебе столько же, сколько дали твоему брату.

Следующее письмо я написала, когда чувство материнской вины обрушилось на меня с особенной силой:

Моему Рыжему Печенюхе

Я пишу это взрослому тебе, чтобы попросить прощения. За то, что не отмечала твои достижения в альбоме «Первый годик малыша». Лучше бы я его вовсе не покупала – пустые страницы снова и снова напоминали мне, что я забыла, когда ты впервые засмеялся или перевернулся. «Мой первый зубик вылез…» Хороший вопрос, действительно, когда? «Я вышла из больницы в…» В платье? В джинсах? Точно помню, что была одета, остальное в тумане.

Прости, что редко снимала тебя на видео. Где-то в недрах компьютера ты найдешь видео того, как Генри в первый раз пополз. На заднем плане я еще говорю таким противным голосом: «Сентябрь 2012-го, он тронулся с места. Берегитесь, дамочки!» – и смеюсь над своей уморительной шуткой.

Я забыла снять, как ты впервые пополз.

Как ты сел или начал хлопать в ладоши.

Если подумать, у меня вообще не осталось твоих младенческих видео. Словно еще с утра ты был маленьким сморщенным новорожденным, а к вечеру уже начал ходить по гостиной, держась за мебель, и пробовать все на зуб. Тот самый зуб, о котором я забыла написать в треклятом альбоме.