Антимиры

от баньки с музыкой),

а радостный

грубый,

мужицкий!

От плотской забавы

гудела спина,

от плотницкой бабы,

пилы, колуна.

Аж в дуги сгибались

дубы топорищ!

Аж тцепки вонзались

в Стамбул и Париж!

А он только крякал,

упруг и упрям,

расставивши краги,

как башенный кран.

А где-то в Гааге

мужик и буян,

гуляка отпеты я,

и нос точно клубень –

Петер?!

Рубенс?

А может, не Петер?

А может,

не Рубенс?

Он жил среди петель,

рубинов и рубищ,

где в страшной пучине восстаний и путчей

песлись капуцины,

как бочки

с капустой!

Он жил, неопрятный, в расстегнутых брюках,

и брюхо

моталось

мохнатою

брюквой.

Небритый, уже сумасшедший отчасти,

он уши топорщил,

как ручки от чашки.

Дымясь волосами, как будто над чаном,

он думал.

И все это было началом,

началом, рождающим Савских и Саский...

Бьет пот –

олимпийский,

торжественный,

царский!

Бьет пот

 (чтобы стать жемчугами Вирсавии).

Бьет пот

 (чтоб сверкать сквозь фонтаны Версаля).

Бьет пот,

превращающий на века

художника – в бога, царя – в мужика!

Вас эта высокая влага кропила,

чело целовала и жгла, как крапива.

Вы были как боги – рабы ремесла!..

В прилипшей ковбойке

стою у стола.

1959

Свадьба

Выходит замуж молодость

Не за кого – за что.

Себя ломает молодость

За модные манто.

За золотые горы

И в серебре виски.

Эх, да по фарфору

Ходят сапоги!

Где пьют, там и бьют –

Чашки, кружки об пол бьют.

Горшки – в черепки,

Молодым под каблуки.

Брызжут чашки на куски:

Чье-то счастье –

В черепки!

И ты в прозрачной юочке,

Юна, бела,

Дрожишь, как будто рюмочка

На краешке стола.

Улыбочка, как трещинка,

Играет на губах,

И мокрые отметинки

Темнеют на щеках.

Где пьют, там и льют –

Слезы, слезы, слезы льют...

1959

Елка

За окном кариатиды,

А в квартирах – каблуки...

Елок

крылья

реактивные

Прошибают потолки!

Что за чуда нам пророчатся?

Какая из шарад

В этой хвойной непорочности,

В этих огненных шарах?

О, девчонка с мандолиной!

Одуряя и журя,

Полыхает мандарином

Рыжей челки кожура!

Расшалилась, точно школьница,

Иголочки грызет...

Что хочется,

чем колется

Ей следующий год?

Века, бокалы, луны...

"Туши! Туши!"

Любовь всегда –

кануны.

В ней –

Новый год

души.

А елочное буйство,

Как женщина впотьмах –

Вся в будущем,

как в бусах,

И иглы на губах!

Репортаж с открытия ГЭС

Мы – противники тусклого.

Мы приучены к шири –

самовара ли тульского

или ТУ-104.

Затаенно, по-русски,

быстриною блестят

широченные русла

в миллион киловатт.

В этом пристальном крае,

отрицатели мглы,

мы не ГЭС открываем –

открываем миры.

И стоят возле клуба,

описав полукруг,

Магелланы, Колумбы

и Коломн и Калуг,

судят веско, не робко,

что там твой эрудит...

Обалдело Европа

в объективы глядит.

И сверкают, как слитки,

липа крепких ребят

белозубой улыбкой

в миллиард киловатт.

1960

Тбилисские базары

...носы на солнце лупятся,

как живопись на фресках.

Долой Рафаэля!

Да здравствует Рубенс!

Фонтаны форели,

Цветастая грубость!

Здесь праздники в будни

Арбы и арбузы.

Торговки – как бубны,

В браслетах и бусах.

Индиго индеек.

Вино и хурма.

Ты нчынче без денег?

Пей задарма!

Да здравствую бабы,

Торговки салатом,

Под стать баобабам

В четыре обхвата!

Базары – пожары.

Здесь огненно, молодо

Пылают загаром

Не руки, а золото.

В них отблески масел

И вин золотых.

Да здравствует мастер,

Что выпишет их!

Горный родничок

Стучат каблучонки

как будто копытца

девчонка

к колонке

сбегает напиться

и талия блещет

увертливей змейки

и юбочка плещет

как брызги из лейки

хохочет девчонка

и голову мочит

журчащая челка

с водою лопочет

две чудных речонки

к кому кто приник?

и кто тут

девчонка?

и кто тут родник?

Уроки польского

"Урода" – значит красота.

Как просто!..

Пускай осталась от костра

короста,

пускай ваш друг погас, обрюзг,

глаза как ставни,

но чем потрепанней бурдюк –

тем пить хрустальней!

А ты вульгарна как весна,

ресниц огарочки потухли,

вишневые, как ветчина,

на белом каучуке туфли.

Но сколько синей тишины

в тебе под вечер,

как нематериальны сны,

как подвенечны,

и так серебряны глаза

на фиолетовом –

как сохраняется, дрожа,

в футляре флейта!

А у старух лиловый взгляд

над огородами.

"У, дрянь, – старухи говорят, –

урода!"

Торгуют арбузами

Москва завалена арбузами.

Пахнуло волей без границ.

И веет силой необузданной

От возбужденных продавщиц.

Палатки. Гвалт. Платки девчат.

Хохочут. Сдачею стучат.

Ножи и вырезок тузы.

«Держи, хозяин, не тужи!»

Кому кавун? Сейчас расколется!

И так же сочны и вкусны

Милиционерские околыши

И мотороллер у стены.

И так же весело и свойски,

как те арбузы у ворот

земля

мотается

в авоське

меридианов и широт!

1956

Сирень «Москва – Варшава»

Р. Гамзатову

11.III.61

Сирень прощается, сирень – как лыжница,

сирень, как пудель, мне в щеки

лижется!

Сирень заревана,

сирень – царевна,

сирень пылает ацетиленом!

Расул Гамзатов хмур как бизон.

Расул Гамзатов сказал: «Свезем».

12.III.61

Расул упарился. Расул не спит.

В купе купальщицей сирень дрожит.

О, как ей боязно!

Под низом

колеса поезда – не чернозем.

Наверно, в мае цвесть «красивей»...

Двойник мой, магия, сирень, сирень,

сирень как гений!

Из всех одна

на третьей скорости цветет она!

Есть сто косулей –

одна газель.

Есть сто свистулек – одна свирель.

Несовременно цвести в саду.

Есть сто сиреней.

Люблю одну.

Ночные грозди гудят махрово,

как микрофоны из мельхиора.

У, дьявол-дерево! У всех мигрень.