Антиох Кантемир. Его жизнь и литературная деятельность

Если мы сделали подробные выписки из первой сатиры Кантемира, то потому, что в ней отразились основные стремления автора. Дальнейшие его сатиры представляют только дополнение, развитие мыслей, положенных в основание первой сатиры. Кантемир был образованнейшим человеком своего народа и своего времени; мало того, он и в нравственном отношении стоял высоко над окружавшими его людьми. Такой человек имел не только возможность, но и право подвергать критике существовавшие порядки и общество, в котором он жил. К тому же критика эта была не бесцельна. Ясны были те идеалы, во имя которых он критиковал; ясны были стремления, за которые он боролся, ясна была цель, к которой он шел. Поразительная же его наблюдательность служила порукою, что он не пропустит ни одного существенного явления, ни одного тормоза того просветительного дела, которому он себя посвятил. Сатиры его служат ясным доказательством всеобъемлющего характера его критики. Прежде всего его занимает народ. «О бездне суеверий списать силы столько нету». «Мужик, который соху оставил недавно, аза в глаза не знает и болтун исправно, а прислушайся, что врет и что его вздоры». Не устает Кантемир указывать на невежество народа как на основную причину всех бедствий, им претерпеваемых. Вторая причина – пьянство, которое наш сатирик бичует неослабевающей рукою. «При взгляде я первом чаял, что мор у вас был; да не пахнет стервом… Пьяны те, кои лежат, прочи не трезвее, не обильнее умом – ногами сильнее». «Сегодня – один из тех дней свят Николаю, для чего весь город пьян от края до краю». Но если народ коснеет в невежестве, основной причине всех его бедствий, то вполне ли это понятно? «Петр… училища основал… Был тот труд корень нашей славы… Но скоро полезные презренны бывают дела, кои лакомым чувствам не ласкают». Дело Петра осталось недовершенным, и после него настало время, когда «наука ходит ободранная», школ нет, просвещение не делает успехов. Подают ли высшие сословия пример народу? Если он коснеет в невежестве, если, как писал Посошков, «на Москве разве сытый человек знает, что то есть православная христианства вера, или кто Бог, или что есть воля Его, а если в поселениях посмотреть, то истинно не чаю из десяти тысяч обрести человека, который хотя малое что об этих вещах знал», – то можно ли этому удивляться? «Да что сим дивиться? – спрашивает Кантемир. – Вон на пастырей взглянем, так тут-то уж разве дивиться устанем». Заглянем в церковь. «Церковь иль пуста, иль полна однеми, кои казаться пришли, иль видеться с теми, которых инде нельзя видеть столь свободно. Молитвы, что поп ворчит, спеша сумасбродно, сам не знает, что поет, кто-кто примечает». «Хочет ли кто божьих слов в церкви поучиться от пастыря», то что он услышит? «Не ученьем здравым и умным, но суеверным и мозгом своим, с вина шумным, плетет без рассмотру и без стыда враки». В сильных выражениях и образах Кантемир клеймит и обжорство, и страсть к вину современного ему духовенства. У него народ ничему не может поучиться. А купечество? «Не столько зерн, что в снопах мужик в день навяжет, не столько купец божбы учинит в продаже товаров через целый год». «Праздник в пьянстве провождал, но продавал в будни воду, что в вино вливал в праздник пополудни». Словом, обман – вот на чем держится торговля. Не лучше и дворянство. «О, когда б дворяне так наши свои знали дела, как чужие он. Не столько б их крали дворецкой с приказчиком и жирнее б жили и должников за собой толпу б не водили». К практическому делу они совершенно неспособны, предаются, как и попы, обжорству и пьянству: «И сколь подобен скоту больше становится бессмысленну, столько он больше веселится». А между тем мнит себя и больше и лучше других. «Мнит он, что вещество то, что плоть ему дало, было не такое же, но нечто сияло пред прочими; и была та фарфорна глина, с чего – он, а с чего мы – навозная тина». «Дивится немало, что главно правление всего государства царь давно не дал ему во знак благодарства». Какой пример подает, наконец, народу и администрация? «Сколько, знаешь ли, в подарках исходит судье, дьяку и писцу, кои пишут, правят и крепят указы мне? И сколько заставят в башмаках одних избить, пока те достану?» Кантемир не останавливается на низшей администрации: он бичует и вершины. «Болваном Макар вчерась казался народу, годен лишь дрова рубить или таскать воду… И сегодня временщик: уж он всем под пару честным, знатным, искусным людям становится». Мало того, как мы уже видели, Кантемир обращается со словом правды и к прямым представителям власти. «Мало ж пользует тебя звать хоть сыном царским, буде в нравах с гнусным ты не разнишься псарским». Ему чудится время, когда «чин и правда» будут цвести «в пользу люда», когда в суде «страсти не будут качать весы», когда «слезы бедных не будут падать на землю», когда «всякий будет в общей пользе чаять собственную».