Его глаза бесцеремонно шарили по строчкам. Прочитал вслух, нехорошо улыбнулся:
— А вот и причина. Про кого написала? — он впился взглядом в лицо дочери. — Молчишь, шлюшка дешёвая? Ну ничего, я это поправлю моментально, в течение часа!
Он яростно разорвал листок на мелкие клочки и сунул обрывки жене:
— Иди, выбрось в ведро.
Мама покорно пошла на кухню. Отец молчал, играя желваками. Ждал.
Потом он долго, много и правильно говорил, усадив дочь напротив себя. Мама, как китайский болванчик, кивала на каждом его слове.
По ходу речи отец постепенно успокаивался, и уже потекли слова «доченька», «родная» и «девочка моя». Папа желал ей добра, это было ясно. Наверное, он, как всегда, прав, ему виднее.
— И ты, Зиночка, когда будешь в моём возрасте, станешь думать так же, дорогая. Пойми! Я хочу защитить тебя от неправильной судьбы, доченька!
И лишь в девять часов вечера беседа была окончена: режим есть режим, Зиночке пора отправляться в постель.
— Ну всё, — сказал наконец папа, бросив взгляд на часы. — Не сомневаюсь, что ты всё поняла. Ты же у нас большая умница, доченька. Иди, готовься ко сну.
Он примирительно поцеловал её и ласково потрепал по плечику:
— Ладно, забудем. Я простил тебя. Ты ведь глупенькая ещё…
Большие стенные часы пробили, как положено, когда Зиночка была уже в постели. Она долго ворочалась, потихоньку плакала; но наконец сон сморил её.
…А утром она поднялась совсем прежней: аккуратной, подтянутой и дисциплинированной.
— Доброе утро, доченька! Как спалось? — засиял ей навстречу свежей улыбкой отец.
— Спасибо, папа, хорошо.
Она спокойно посмотрела в глаза родителю открытым взглядом и отчётливо подумала: «Как я тебя ненавижу!»
Только не надо нервничать!.. Диана уже пришла в себя и спокойно обдумывала ситуацию. Да-да, докладная записка!
Ручка быстро побежала по бумаге:
«Директору… школы… учителя Малько Д.И. …Довожу до Вашего сведения…»
Вот пусть теперь Гордунова попляшет! «Не видать ей медали как своих ушей, не будь я Малько!» — удовлетворённо усмехнулась Диана, ставя жирную точку.
…Конфликт был давний, ещё с прошлого года. Забыть, плюнуть и растереть. На одной из контрольных (списывают ведь, лодыри!) Диана Ивановна перехватила записку от Гордуновой к выдающемуся двоечнику Серёжке Крылову. Смазливый тип, но лентяй — поискать! Когда-то, в младших классах, даже, говорят, был отличником, во что сейчас верилось с трудом.
— Гордунова, это что за благотворительность?! — возмутилась учительница, когда белый квадратик уже, казалось бы, благополучно перекочевал к Крылову.
— Дай сюда! — она подошла к юноше и решительно протянула руку.
— Диана Ивановна, это не шпаргалка. Честное слово! — покраснел Крылов.
— Да-а? А что, по-твоему? — рассердилась математичка. — И вообще, Гордунова, если не хочешь, чтоб я тебе работу не зачла, прекрати эти штучки! Не ожидала от тебя.
— Диана Ивановна, отдайте! — потупилась Гордунова, тоже красная, как малина. — Это действительно не шпаглагка.
— Да вы что, за дурочку меня оба держите, что ли?!
Класс заинтересованно молчал. Диана Ивановна ловко выхватила послание из рук зазевавшегося парня. Он рванулся было забрать, но не успел.
— Диана Ивановна, не читайте, это не вам! — не на шутку разозлился Крылов. Он встал и выпрямился во весь свой немалый рост и смотрел на учительницу то ли с мольбой, то ли с ненавистью; сразу и не поймёшь.
Но Диана уже развернула записку. Действительно, никакой математики. Но не менее увлекательно, ничего не скажешь.
— Лучше отдайте, а не то… — Крылов шагнул к ней, сжав кулаки.
— Нет, милый мой, ты не будешь мне указывать! «Серёжка, я тебя тоже люблю!» — прочла она нараспев, нехорошо улыбаясь. — Да что вы знаете о любви, сопляки?
И добавила снисходительно:
— А если уж и любить, Гордунова, то кого-нибудь более достойного. Зачем же до Крылова опускаться?
И вот тут-то (об этом потом все рассказывали по-разному) тихая и примерная Гордунова тоже встала, подошла к учительнице и влепила ей пощёчину. Или нет, она сначала что-то сказала. Ну что-то вроде: «Самое страшное — это опуститься до Вас!»
И выскочила из класса. Вот это была мизансцена!.. Нечто доселе невиданное и неслыханное в истории школы! Ладно, если бы Крылов! — по нём давно тюрьма плачет. Но Гордунова???
Контрольная, конечно, сорвалась, потому что три секунды спустя в коридор выскочила сама Диана Ивановна.
— К директору поскакала! — в этом ни у кого не было сомнений.
— Ой, что будет!!! — запищала Барсукова. Да, что-то будет. Мало не покажется.
Наташу Гордунову в классе любили: не задавака и не кривляка, всегда всех выручает. Но были и такие, кто тихонько радовался: так ей и надо! Тоже мне, умница-разумница; теперь перестанут, наконец, без конца и края её в пример ставить.
…А окончилось всё почти буднично. Девочка несколько дней не ходила в школу, а потом в кабинет к директору пришли родители-Гордуновы; тут же вызвали и Диану Ивановну. Дело разбиралось при плотно закрытых дверях, и даже всезнающая секретарша Аллочка не смогла ничего разъяснить любопытному коллективу. И Диана (обычно — очень словоохотливая, до тошноты) сказала только: