Антипиранья

Но доктор Штраубе уже не слышал Ульриха. Он раскрыл пухлую потрепанную тетрадь, исписанную древними рунами и оккультными знаками, вооружился чернильной ручкой и полностью ушел в работу.

Вортсман виновато развел руками. Что поделать? Вот такой он, доктор Штраубе!

Йонатан вытащил из ящика апельсин и начал играть им, как теннисным мячом, бросая в переборку.

Он заметил удивленный взгляд лейтенанта, спохватился и сказал:

– Простите. Дурацкая привычка. Когда думаю, включаются паразитные движения.

Ульрих наклонился к его уху и спросил:

– О чем сейчас говорил доктор? Не могли бы вы мне объяснить попонятней?

– Вы можете говорить в полный голос. Когда доктор работает, он находится в совершенно другом мире. Тем более что здесь и так шумно. У меня даже уши заложило.

– Это от перепада давления. Скажите, доктор и вправду способен спасти Германию и переписать историю?

– Очень может быть. Он действительно гений. Доктор Виктор Штраубе теоретически доказал возможность течения времени не по прямой с постоянной константой, а по знакопеременной гиперболе. Можно заставить время колебаться по оси Y относительно постоянного значения X. Для этого необходимо иметь генератор отстраненного полярного поля и два образных противоположных электрода в разнесенных друг от друга точках. Тогда, возможно, удастся заставить время колебаться по гиперболе доктора Штраубе. Один электрод находится в горах Австрии, второй – рядом с генератором в Кенигсберге. Это для того, чтобы положительные колебания были минимальными, а отрицательные – достаточно глубокими и позволяли перемещать объекты далеко в прошлое. Доктор хочет первым испытать эффект своей гиперболы на себе. Теоретически это возможно. Вернувшись в прошлое, он укажет фюреру на все его ошибки. Но, повторяю, пока это только теория. В действительности все очень туманно.

– Йонатан, я все слышу, – проворчал доктор Штраубе и вновь уткнулся в конспект. – Ваша неуверенность возмутительна.

– Простите, господин доктор! У меня нет и тени сомнения в успехе эксперимента!

Но доктор его уже не слышал и с головой ушел в чтение.

– Примитивный генератор временных колебаний был создан в Кенигсберге еще в сорок втором году, – продолжил объяснять Ульриху Вортсман. – Но это были неуправляемые всплески времени. Работы велись наобум, методом проб и ошибок. Сейчас, с помощью расчетов доктора, эти процессы могут стать вполне управляемыми.

Ульрих прислонился к переборке и задумался о гениях, их влиянии на жизнь остального человечества. Часто бывает, что один просветленный разум указывает путь миллионам менее просветленных, а то и откровенной серости.

«Будет жаль, если мы не сможем прорваться в Кенигсберг, – подумал он. – Хотя бы потому, что еще один гений не сможет показать свое дарование перед всеобщей посредственностью. Переписать войну – аж мурашки по коже! Жаль, если не прорвемся. Тогда, – решил Ульрих, – я его застрелю. Чтобы избавить от ужаса захлебываться морской водой или, еще хуже, мучительно задыхаться, будучи заживо погребенным на дне, в целой, но безжизненной лодке».

Этот страх преследует каждого подводника, и каждый, перед тем как уснуть, молит Бога, если такому суждено случиться, то пусть гибель будет мгновенной, и лучше – во сне.

Ульрих погладил кобуру с именным «вальтером». Он получил его из рук самого адмирала Деница. Папа Карл тогда пошутил: «Наградные пистолеты не дают осечек, потому что делаются не на конвейере, а в отдельной мастерской».

«Это хорошо. – Ульрих горько усмехнулся. – Не будет проблем, чтобы застрелиться».

Бортовая качка сменилась килевой, от нее не спасала даже двенадцатиметровая глубина. Вортсман забрался на верхнюю койку, пристроился между ящиками с апельсинами, лежал с зеленым лицом и безжизненно болтал рукой над головой у доктора Штраубе.

– Простите, мне так немного легче, – с трудом выдавил он.

– Сейчас кок предложит обед, – отпустил колкость в его адрес Ульрих. – Я так понимаю, до улучшения погоды вас лучше не беспокоить?

Вортсман лишь застонал в ответ и отвернулся, а доктор будто и не видел ничего вокруг. Раскачиваясь в такт лодке, он лишь морщился, когда рука уплывала в сторону, а вместо формул и знаков получались каракули. Штраубе будто и вправду был в другом мире, ничего не чувствовал и не замечал. Когда к ним заглянул командир, Ульриху пришлось тормошить доктора, чтобы уговорить хоть что-то поесть.

«Не очень-то хлопотное досталось мне задание, – усмехнулся Ульрих. – Один поглощен своей работой, другой – собственными страданиями».

Так продолжалось несколько дней. К удивлению, их не заметила авиация, не преследовали и эсминцы. Удача им улыбалась и, бесспорно, была на их стороне.

Даже командир не удержался. Оторвавшись от штурманского стола, он хлопнул по карте ладонью и выкрикнул в проход:

– Доктор, я готов вас зачислить в экипаж! Под вашей счастливой звездой и нам будет спокойней. Если так пойдет и дальше, то сегодня утром мы увидим огни Кенигсберга!