Левые возражают, что при нацизме, если ты еврей, дорога одна — в газовую камеру, а при коммунизме у представителей «враждебных классов» был шанс «перевоспитаться». На самом деле, как мы знаем, клеймо «неправильного» социального происхождения было в СССР столь же несмываемо, как и национальность, а семейная связь с «врагом народа» сама по себе рассматривалась, как преступление. (У нацистов новые браки «арийцев» с евреями были запрещены, но те, что были заключены ранее, не только оставались в силе, но и спасали состоящих в них евреев от репрессий. В 1943 году нацисты «спохватились» и начали таких евреев арестовывать. Супруги арестованных вышли на митинг протеста в Берлине. В результате арестованных… отпустили! Можете ли вы представить себе при товарище Сталине демонстрацию жен «врагов народа» в Москве, и тем более такой ее результат? Даже при «либеральном» Хрущеве новочеркасских рабочих расстреливали за куда меньшее!)
Если же мы вспомним, что германский нацизм — это лишь частный случай фашизма, ситуация становится еще интересней. Симметрия нарушается, но отнюдь не в пользу коммунизма! Итальянские фашисты (собственно, родоначальники самого понятия), а также и испанские, евреев, наоборот, спасали. Собственно же политические (т.е. не национальные) репрессии, тем более — направленные против своих же граждан, у фашистов были на порядки скромнее, чем у коммунистов: счет жертв шел на тысячи, а не на миллионы. Причем, как правило, это были реальные враги режима, нередко ведшие против него вооруженную борьбу, а не невиновные, схваченные в исполнение плана по репрессиям (если кто не в курсе, в плановом советском хозяйстве и это тоже планировалось, и исполнители, как и в других сферах, боролись за перевыполнение). Заметим, кстати, что коммунистами репрессии по национальному признаку также практиковались, и даже если, вопреки веским аргументам, не считать Голодомор (по масштабам сопоставимый с Холокостом) антиукраинским геноцидом, все равно счет репрессированных именно за принадлежность к «неблагонадежным» народам, начиная с геноцида казачества и кончая варварскими депортациями 1940-х, идет, по самым скромным оценкам, на многие сотни тысяч — это в придачу к остальным репрессиям. Ах, это все искажения «светлой идеи»? А как насчет ленинского тезиса «пусть погибнет 90% русских, лишь бы 10 дожили до мировой революции»? А термин, которым Маркс обзывал восточноевропейцев — Völkerabfall, «народы-отбросы»?
Как видели фашисты свое «светлое будущее»? В отличие от коммунистов, с самого начала мечтавших о мировом господстве и «всемирной республике Советов», их планы были скромнее — они всего лишь хотели создать «новую Европу». Фактически это была вторая (после Наполеона) попытка создать некий Европейский союз (сейчас на наших глазах реализуется третья, ненасильственная). Причем речь вовсе не шла о том, что в этой Европе представители германской нации будут господами, а все остальные — рабами; в число стран Оси входили многие самостоятельные государства, в том числе славянские, такие, как Болгария, Словакия или Хорватия, а понятие «истинных арийцев» трактовалось скорее в политическом, чем в антропологическом смысле: «арийцами» считались даже союзные Германии японцы. Да, вероятно, Германия играла бы в этом союзе роль гегемона — но чем это хуже коммунистической гегемонии пролетариата? И в самой Германии проживали и пользовались всеми правами представители разных национальностей — достаточно поглядеть на списки кавалеров германских наград того периода, чтобы увидеть немало и чешских, и польских, и русских фамилий.
Хотя фашисты и начинали с социалистических лозунгов, экономика при них осталась не в пример свободнее, чем при коммунистах — с соответствующим куда лучшим результатом. Не была она и тотально милитаризованной. Ничего подобного Голодомору фашисты не устраивали даже на оккупированных территориях, не говоря уже о своей собственной. «Но они использовали принудительный труд заключенных и иностранцев, вывезенных с оккупированных земель!» Да, как и коммунисты. Причем по концлагерям тут можно признать примерное равенство, а вот жизнь остарбайтеров, работавших на германских хозяев, оказалась в среднем настолько лучше рабства в родных колхозах, что из четырех миллионов лишь 15% из них захотели вернуться в СССР добровольно.