Выясняется, что ни у Уткина, ни у Черняева табельного оружия нет. Это в кино — милиция до зубов вооружена. В реальности — почти все без оружия.
— Бегом в отдел, мать вашу!
Уткин — майор милиции уже в годах — и Черняев стремглав летят в отдел за пистолетами. Паромов с ними. Не отбиваться же…
А Воробьев продолжает:
— Озеров! Евдокимов! Чеканов! Возьмите с собой еще кого-либо из оперативников, вам лучше знать — кого, — и в Обоянь, к родителям подозреваемого.
— Транспорт? — короткий задает вопрос Чеканов.
— Можете взять мою «Волгу», — сразу же решает Воробьев эту проблему и вновь напоминает о предосторожности: — Летите, да галок там не ловите! Опасен, сукин сын. Судя по тому, с какой жестокостью совершено убийство, у него точно «крыша» поехала. В своем безумстве что угодно еще может натворить…
Интуиция и многолетний милицейский опыт подсказывают Воробьеву, что подозреваемый, скорее всего, находится в Обояни, у родителей. И туда он направляет самых опытных оперативников, успевших не раз зарекомендовать себя в «деле». Впрочем, как понял Паромов, перекрываются и другие места возможного появления подозреваемого.
Новый оперативный дежурный старший лейтенант Павлов Александр Дмитриевич, сменивший Цупрова, без лишних разговоров выдал Уткину и Черняеву оружие. Вооружившись сами, они решили «вооружить» и Паромова. У Черняева имелся стартовый пистолет, который он и передал молодому участковому.
— Толку от него нет, особенно днем — сразу видно, что не боевой, — говорит Черняев, — но по башке можно хорошо накатить. Мало не покажется! Бери, да смотри, не потеряй…
Паромов берет «пугач» и сует в карман. Тот приятно холодит ногу и оттягивает карман как настоящее оружие.
Вопрос, как попасть в квартиру подозреваемого, раз-решился сам собой: Андрейка — сын погибшей, встав утром и не дождавшись родителей, ушел в школу, а ключ передал соседке-пенсионерке, Анне Никитичне. Все это в течение минуты выяснил Черняев, когда они пришли в дом № 4 по улице Обоянской, где проживала злополучная семья. Анна Никитична без лишних слов отдала ключ Черняеву.
Как не быстро действовали сотрудники милиции, а слух об убийстве Дурневой Натальи, распространился по поселку еще быстрей. И Анна Никитична уже была в курсе событий. От нее же и узнали, что сам Дурнев Павел Иванович, 1945 года рождения, нигде не работал и состоял на учете в психбольнице.
— Болен был, ирод, головой… ревновал, скандалил… Но она-то, сердешная, скрывала… И, вот, доскрывалась! — Сокрушалась соседка, утирая слезы. — Сколько раз говорила: «Наташа, сходи в милицию или к участковому, ведь бьет по чем зря». А она все своё: «Ладно, обойдется. Ведь любит!» Вот и налюбил, антихрист! Ее убил и ребенка осиротил… Горе…
Однако сотрудникам, прибывшим для засады, особо вдаваться в подробности жизни убитой и ее мужа было некогда. Поджимало время.
— Анна Никитична, никому ни слова, что мы тут, — для большей убедительности, приставляя указательный палец к губам, не попросил — приказал Уткин.
— Ни гу-гу! — Повторила его жест женщина. — Разве я не понимаю…
— И дверь своей квартиры никому больше не открывайте. Дурневу — тем паче! Черт его знает, что в его безумной голове творится! — припугнул Уткин на всякий случай Анну Никитичну.
В квартире Дурневых Уткин распределил обязанности каждого, находившегося в засаде, на случай появления подозреваемого.
— Главное, дать ему войти… А скрутить скрутим.
— Как два пальца об асфальт.
Паромов, которому отводилась второстепенная роль, помалкивал. Ведь кроме Валерика Колесникова, пьяного хулигана, да некоторых особо буйных семейных дебоширов, «скручивать» ему никого больше не доводилось. А тут — убийца!
Постепенно эмоции, связанные с жестоким преступлением и последующей за ним засадой, притихли не только у Уткина и Черняева, но и у Паромова. Все немного расслабились, стали в полголоса обмениваться короткими репликами. Впрочем, весь разговор вращался вокруг одного: какие последствия ждут сотрудников.
— Неполное служебное соответствие обеспечено! — сокрушался Черняев. — На моем участке жил, шизик проклятый, а я — ни сном, ни духом!
— Не бери в голову. Может, и обойдется… — пытаясь успокоить младшего коллегу, неуверенно ронял слова Уткин, — Все-таки, не судимый и не поднадзорный…
Говоря, раз за разом вытирая красную вспотевшую лысину носовым платком.
«Кажется, вчера перебрал… — отметил данное обстоятельство Паромов. — И крепко перебрал».
Майор милиции Уткин Виктор Дмитриевич служил в отделении профилактики преступлений и персонально отвечал за работу с судимыми и поднадзорными. Теперь, когда выяснилось, что подозреваемый не его «подопечный», возможно, подспудно тихонько радовался. Впрочем, виду не показывал, хмурился, как всегда.
— Не обойдется! — больше для себя, чем для остальных, повторял Черняев. — Не обойдется. Как пить дать — «строгач» или «неполное служебное». А я в уголовный розыск собрался переводиться… Теперь — «зарежут».
— Не-е-е! Вопрос о переводе уже решен. Я в курсе, — успокоил Уткин. — И не зуди. Башка и так разваливается… со вчерашнего, — признался конфузливо. — Сейчас бы пивка!