Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

На самом же деле «психиатрия как теоретическая наука состоит в изучении индивидуального поведения». Под этим Сас подразумевает поведение в играх и игры, в которые вступают люди. Психиатрия, изучая языковые игры и речевую форму общения, сближается с лингвистикой, философией и семиотикой. При этом лингвистику интересует структура языка и языковой игры, философию – его когнитивное значение, а психиатрия занимается его/ее социальным образом, или воплощением.

В ряде своих работ Сас подчеркивает, что, настаивая на мифологическом и метафорическом характере психического, он ни в коем случае не отрицает существования тех проблем, которые за ним стоят. Так, в «Этике психоанализа» он пишет: «Когда я говорю, что психическое заболевание – это миф или что оно не существует, я не отрицаю реальности явлений, по отношению к которым этот термин используется. Человеческое страдание и несчастье существуют; существуют конфликты и насилие; существуют подавленное сексуальное и социальное поведение. Все эти события и действия вполне реальны»[493]. «Я, – продолжает он уже в другой работе, – просто классифицирую тот феномен, который люди называют “психическое заболевание”, несколько иначе, чем те, кто утверждает, что это болезнь. … Понятие “психическое заболевание” – это семантическая стратегия медикализации экономических, моральных, индивидуальных, политических и социальных проблем»[494].

Есть и еще один момент. Во многих своих работах, уточняя смысл, который он вложил в положение о том, что психическое заболевание – миф, Сас актуализирует очень важное противоречие, особенно остро проявляющееся в психиатрии последних лет с усилением доли физиологических гипотез. Все дело в том, отмечает он, что психиатрия придерживается двойного стандарта. С одной стороны, она считает, что психическое заболевание является следствием генетического дефекта или неврологического повреждения, и в таком случае психическое заболевание должно считаться болезнью не сознания, психики, а тела. С другой стороны, психиатрия настаивает, что психическое заболевание – это проступок, нарушение поведения, за которое наказывают заключением в психиатрическую больницу или которое может явиться оправданием преступления в случае признания невменяемости, и в таком случае психическое заболевание – это не болезнь, а поведение[495].

Сас пытается последовательно это противоречие преодолеть. Признавая, что психическое заболевание является метафорой, он настаивает, что за этим термином стоит определенный неприемлемый способ поведения. За это поведение, на его взгляд, сам человек должен нести ответственность, и поэтому, к примеру, оправдывать преступников на основании невменяемости неприемлемо. Всякое поведение, которое нарушает правовые нормы, должно в обязательном порядке наказываться юридически.

В каком-то смысле это положение Саса является отзвуком кантианской парадигмы в психиатрии XVIII в. Тогда, следуя учению Канта о психическом заболевании как о впадении в безволие, складывается судебная и воспитательная практика, исходя из которой психически больные признаются виновными в своем заболевании в силу их слабоволия и подлежат перевоспитанию с помощью различных методов. Поэтому утверждение о вине больного и ответственности за свое поведение как сознательный волевой или безвольный выбор лежит в русле психиатрических традиций XVIII в. Так уж получается (об этом постоянно говорит и сам Сас), что в психиатрии часто новым оказывается хорошо забытое старое.

Точно так же, как нет психического заболевания, для Саса не существует и психотерапии, разумеется, в общепринятом смысле этого термина. Он отмечает, что люди на самом деле сталкиваются с определенными трудностями и проблемами, множество таких людей обращается к консультантам, называющим себя психотерапевтами, и участники развивающейся коммуникации могут считать этот процесс психотерапией. «Все это, – подчеркивает Сас, – существует и является неотъемлемой частью нашей социальной действительности. Но за всем этим и стоит ложь мифологии психотерапии: такая встреча двух (или более) людей, их общение и слушание друг друга не являются ни психическими, ни терапевтическими. В общем, я понимаю практику психотерапии как своего рода этику, обычно этику светскую»[496]. Для Саса психотерапия – государственное, а не медицинское предприятие.

Сама психотерапия появляется вследствие экспансии терапии тела в пространство психики, т. е. расширения патологии до психопатологии и метафоризации индивидуальных проблем человека. Союз медицины и государства способствует тому, что в психотерапию включаются и репрессивные компоненты, основанные на реализации власти, поэтому для психиатрии психотерапия, как считает Сас, становится исключительно практикой порабощения и управления индивидом. «Основные компоненты психотерапии – религия, риторика и репрессия…»[497], – подчеркивает он.