После операции я все-таки решил пройти годичный курс химиотерапии, чтобы уничтожить как можно больше раковых клеток. Это решение сформировалось у меня в результате изучения научной литературы и было направлено на то, чтобы попытаться «обойти» всю работающую против меня статистику. На этот раз до меня дошел смысл происходящего: мне придется всерьез заняться своим образом жизни.
Часть 1. Новая «пищевая» медицина
Мой взгляд на медицину начал меняться на улицах индийского города Дхарамсала, в котором находится тибетское правительство Далай-Ламы. Во время гуманитарной миссии, организованной в пользу тибетских сирот, я узнал, что в Дхарамсале существуют две системы здравоохранения. Первая сосредоточена в больнице Далак, современном, прекрасно оборудованном учреждении западного типа, где вели прием врачи, обученные в Индии, Великобритании и Соединенных Штатах. Мы говорили на одном медицинском языке и отлично понимали друг друга.
Но в том же городе существовала и другая система — система тибетской медицины. Там была даже фабрика, выпускающая тибетские растительные препараты.
Тибетские врачи лечат своих пациентов совсем не так, как принято на Западе. Они осматривают тело, как мы осматриваем садовый грунт. Они не ищут симптомов болезни, которые подчас очевидны. Вместо этого они пытаются найти недостатки в образе жизни пациента и то, в чем нуждается его тело, чтобы противостоять от болезни. Их главная задача состоит в том, чтобы укрепить организм (подобно тому, как укрепляют грунт), чтобы он смог самостоятельно противостоять проблеме, заставившей пациента обратиться за помощью.
Я никогда не рассматривал причины своей болезни с этой стороны, и поначалу такой подход меня оттолкнул, оттолкнул еще и потому, что для «укрепления тела» тибетские коллеги использовали исключительно эзотерические средства. Они говорили об иглоукалывании, медитации, травяных настоях, уделяя особое внимание изменению рациона питания. Согласно моей системе воззрений, ничего из этого не могло быть по-настоящему эффективным! Самое большее, что могли дать пациентам такие подходы, это небольшое облегчение и нечто, что отвлекало бы их от болезни, создавало ощущение, что они делают для себя что-то полезное.
Я задался вопросом: что бы я сделал, если бы был тибетцем и заболел? Какую из двух существующих параллельно систем здравоохранения выбрал? Находясь в Дхарамсале, я обращался с этим вопросом к каждому, с кем работал или встречался. Я спрашивал об этом и министра здравоохранения, который пригласил меня в Индию, и брата Далай-ламы, в доме которого я останавливался, и знаменитых врачей-лам, которым меня представили. Я говорил об этом и с обычными людьми во время пеших прогулок по городу. Я думал, что своим вопросом ставлю их в затруднительное положение. В самом деле, не слишком ли это прямолинейно — попросить сделать выбор между западной медициной (современной и эффективной) и той, к которой они, возможно, обращались из уважения к своим традициям?
Но люди смотрели на меня так, будто я задавал явно глупый вопрос. «Но это же очевидно, — непременно отвечали они. — Если это острое заболевание вроде пневмонии, инфаркта или аппендицита, нужно обращаться к западным врачам. У них есть хорошо отработанные методы для критических случаев. Но если это хроническая болезнь, тогда нужно лечиться у тибетского врача. Такое лечение занимает больше времени, но оно глубоко исследует образ жизни больного. Ведь это единственная вещь, которая действительно работает».
А рак? Считается, что для раковой клетки требуется от пяти до сорока лет, чтобы перерасти в опасную опухоль. Острая это болезнь или хроническая? Что делается на Западе, чтобы «исследовать образ жизни больного»?
Ришар Беливо заведует одной из крупнейших в мире лабораторий молекулярной медицины, специализирующейся на раковой биологии. На протяжении двадцати лет он работал с крупнейшими фармацевтическими компаниями, такими как «AstraZeneca», «Novartis», «Sandoz», «Wyeth» и «Merck». Предмет его научных исследований — выявление механизма действия антираковых лекарств и разработка новых препаратов с меньшим количеством побочных эффектов.
Беливо и его команда занимались биохимическими проблемами, бесконечно далекими от реальных проблем тех, кто страдает от рака. Но однажды его лаборатория переехала в новое помещение на территории детской больницы Монреальского университета. С этого времени все изменилось.
Его новый сосед, руководитель отделения онкогематологии, попросил его подумать о новых подходах в лечении, снижающих токсичность и повышающих эффективность химиотерапии и радиотерапии.
— Я готов использовать все, что вы предложите, чтобы помочь нашим детям, — сказал он Беливо.— Все, что можно использовать в сочетании с существующими видами лечения. Даже если это будет диета.