Антисемитизм в Советском Союзе (1918–1952)

С этого времени на огромном большинстве приходивших из Советского Союза сообщений о размерах еврейского бедствия лежит печать недостоверности. Если, например, Б. Ц. Гольдберг телеграфирует в августе 1946 года из Киева (в котором до войны жило около 175 тысяч евреев), что еврейское население Киева вновь «близится к 100 000»289, или если мы читаем, что в Одессе (с довоенным еврейским населением около 180 000) количество евреев в апреле 1946 года достигало 80 тысяч290, а Гольдберг двумя месяцами позже сообщил уже даже о «почти 100 000» (и одновременно довел довоенное население Одессы до 260 000)291, или если о Днепропетровске (до войны около 100 000 евреев) мы узнаем, что его еврейское население достигло в июле 1946 года 50 тысяч292, — к этим сообщениям трудно отнестись с доверием.

Тем более, что немало эвакуированных и беженцев осели на новых местах и не вернулись в города своей довоенной оседлости. Правда, крупные городские центры притягивали при реэвакуации не только выходцев из этих городов, но и беженцев и эвакуированных из менее значительных украинских городов, в которых возвращавшиеся евреи встречали еще более трудную обстановку, чем в крупных центрах. Но и сообщенные в печати данные о многих менее значительных городах показывают для периода после войны более значительные числа евреев, чем это кажется отвечающим действительности. Так в Виннице (в 1926 г. 21 816 евреев, в 1939 г., если много, 25–28 тысяч), очень рано занятой немцами, уже в начале осени 1945 года еврейское население будто бы вновь достигло 14 тысяч293, а в мае 1946 года даже 18 тысяч294; в Житомире (до войны около 30 тысяч евреев) в августе 1945 г. количество евреев достигало будто бы 10–12 тысяч295, а через год даже 18 тысяч296. Более убедительные данные для Бердичева (в 1926 г. 30 812 евреев, в 1939 г., может быть, до 35 тысяч), где в марте 1946 года числилось вновь 6 тысяч евреев297; но и тут Гольдберг в августе того же года определяет число евреев уже в 10–12 тысяч298. Правдоподобной кажется и цифра для Могилева Подольского (до войны около 15 тысяч евреев), где в апреле 1946 года количество евреев достигало 3 тысячи299, или для Белой Церкви (в 1926 г. 15 624 еврея, в 1939 г., вероятно, не больше), где в мае 1945 года числилось около 1000 евреев300.

Трудно на основании этих данных подвести итоги по Украине: в небольших городах и местечках и тем более в сельских местностях процент захваченных немцами и погибших евреев был очень высок, в правобережной Украине, может быть, не ниже, чем в Белоруссии. В более крупных центрах положение было значительно менее неблагоприятно и при большой концентрации евреев в крупных центрах это должно было сказаться благоприятно на общем количестве эвакуированных или спасшихся бегством евреев. Но при всех обстоятельствах трудно допустить — перед лицом приведенных выше фактов, — чтобы количество эвакуированных или спасшихся бегством за пределы немецкой оккупации превысило треть украинского еврейства. Из 1 533 000 — а за вычетом мобилизованных в Красную Армию почти 1 400 000 — украинских евреев (в старых границах Украины), вероятно, не менее 900 000 были захвачены немцами и погибли.

В РСФСР

В РСФСР была оккупирована немцами главным образом широкая полоса вдоль границ Белоруссии и Украины. Оккупация этой территории не носила такого молниеносного характера, как на Украине и в Белоруссии, и те, кто хотели бежать, имели к этому гораздо больше возможностей и времени, чем в западных пограничных республиках. Но сообщений об эвакуации из этой полосы и о бегстве населения в печати имеется еще гораздо меньше, чем данных об эвакуации Белоруссии и Украины.

В частности, в художественной и мемуарной литературе эвакуация оккупированных областей РСФСР почти не нашла своего отражения. О ней либо не пишут, либо бросают о ней две-три фразы. Так, в воспоминаниях Татьяны Лугановой «В лесах Смоленщины» (1945 г.) автор мимоходом упоминает об организованной эвакуации скота из Смоленской области. В «Записках партизана» Петра Игнатова (1944 г.), в которых описывается жизнь в Краснодаре (на Северном Кавказе) в последние месяцы перед занятием города немцами и длительная заблаговременная подготовка к организации партизанской борьбы против оккупантов, об эвакуации вообще не упоминается и лишь несколькими словами упоминается о беспорядочном бегстве населения. В романе Анатолия Каменского «Товарищи» (1945 г.) много внимания уделено отступлению Красной Армии летом 1942 года из-под Таганрога и из Ростова и Донской области, но о планомерной гражданской эвакуации здесь даже не упоминается, а бегство населения — принявшее здесь очень широкий характер — показано хоть менее красочно, но по существу так же, как было показано Фадеевым бегство населения из Донбасса.