Антислова и вещи. Футурология гуманитарных наук

контрабандное привнесение смысла туда, где сущее обременено самим собой, будучи подвергнутым самозабвению, является насущной заботой бытия для апологии собственного немотствования; бытие бессмысленно в том смысле, в каком сущее осмысленно в лоне абсурда, то есть спонтанным образом, не взыскующим к хаосу: бессмысленность бытия вопреки бессмысленности сущего, предвзятого в своём неподлинном напластовании, или неподлинствовании, свидетельствует о том, что истоком бессмысленности выступает перформативная парадоксальность онтологического различения (differance) (бытие и сущее могут быть растождествлены только в перформативно – парадоксальном потоке различения, не имеющего ни начала, ни конца). Антиязык антиязычествует таким образом, чтобы различаться с язычеством языка, выражающимся в самоочевидности модуса существования «есть», несмотря на причинение «есть» (например, Злокозненным Демоном), которое паразитирует на настоящности (сейчасности) непосредственного бытования; для того чтобы развести модус «есть» и модус «сейчас», необходимо доказать, насколько человеку– кукле присущ не столько субъективный опыт, сколько солипсическая мотивация, допускающая подлинное бытие в границах внешней манипуляции, следствием чего является различение аутентичного существования между бытованием в настоящем и наличием в презумпции кукловодства.

Комплекс кукловодства заканчивается там, где невозможно не существовать неаутентичным способом, то есть отсутствовать до всякого различения (антиязыковое философствование означает отказ от ностальгической подлинности, заключающейся в трансцендировании в пространственных координатах вместо темпоральных в форме забвения: созерцание вещи в её неаутентичном бытовании показывает, что имя вещи может не зависеть от принципа «изначального опоздания», присущего интенциональному сознанию, а являться её единственной меткой, релевантной зову бытия – воле к номинации). Влечение к именованию – это потребность быть поименованным в аутентичном соответствии, а также желание именовать в аутентичном соответствии, приводящее к номинативным парадоксам и противоречиям (называние вещи чужим именем означает вызывание к бытию химер, за которые ошибочно выдают симулякры, служащие буфером между виртуальным и сверхвиртуальным); химеры бытийствуют прозрачным модусом, устанавливая исключения для языковых игр (например, в виде беспочвенности деноминации). Химеры номинации сопровождают экзистенциальный горизонт до того времени, когда не исчерпают волю к именованию, искушая подлинное веществование формализмом деноминации: переименование вещи симпатизирует не вспять – этимологии, а впредь – этимологии, имеющей дело с последним именем вещи накануне её последней деноминации, то есть в результате стирания всех следов сингулярного веществования; переименование вещи состоит не столько в смене субстрата, сколько субстанции, а именно – в небытийственном способе непоименования; неозначенное под эгидой антиязыка пребывает в состоянии определённости перед относительной перспективой быть поименованным несобственным образом (например, по лекалу «изначального опоздания»).

36