Антислова и вещи. Футурология гуманитарных наук

Философский антиязык претендует на универсальный язык номинации вещей именами чисел, приминая во внимание риторическую теорию числа Шилова: если числовой ряд представляет собой самостоятельный язык, то имя числа эквивалентно антислову, фиксация которого может быть частичной или предельно отсутствующей внутри антиязыка (теория апофатических операторов). Если окажется, что имя числа как антислово недостаточно с точки зрения числового ряда вещи, то естественному антиязыку можно противопоставить антиязык числа – то, что, следуя трактовке Шилова, является цифровым пределом внутри числовой последовательности (нищета средств оцифровки), а также числовым пределом понимания самого числового ряда как языка природы. Антиязык числа – это средство выражения таких чисел, которые не могут быть оцифрованы с помощью естественного языка числа как языка числовой последовательности. Антиязык числа существует наряду с естественным антиязыком как система дескрипций для оцифровки антислов, но, с другой стороны, входит в состав естественного антиязыка на правах невоантиязыковляемых алгоритмов. Антиязык числа предназначен для дескрипции неочисляемого, в том числе в цифре, которое может быть скалькировано в антиязык в качестве числовой характеристики антислов (речь идёт о контекстуальном понимании числа подобно тому, как числовой ряд является аналогией лексикона естественного языка: античисла могут быть соотнесены с антисловами по соответствующим классам; например, античисла означают безвозвратно исчезнувшие числа, эксклюзивность которых не компенсируется комбинаторикой числового ряда). Если числом выражается тот или иной референт (язык математики как язык природы), то номинация невоязыковляемых референтов посредством естественного антиязыка предполагает синхронную актуализацию числового субстрата референта в виде античисла, субстратная корреляция которого с антисловом отнюдь не очевидна. Следовательно, антиязык числа является спутником естественного антиязыка, а в лучшем случае —его неотъемлемую формализацию для решения внутрианти языковых парадоксов.

Семиотическая интрига антиязыка числа состоит в том, исчерпывается ли естественный антиязык, или антиязык антислова, античислом или античисло способно отбросить антисловный горизонт до внеантиязыковых широт: контекстуальная трактовка числа, согласно которой значение числа есть его употребление (например, оцифровка), является калькой с контекстуальной гипотезы значения слова (Витгенштейн). Если числа подвержены исчезновению так же, как и слова, то числовой ряд всегда оказывается неполным, то есть копиеобразным (как известно, Платон наряду с миром идей постулировал мир чисел, бесконечность которых не дискретируется в числовой последовательности, доступной человеку), подводной частью которого является антиязык числа как максимум числового представительства, включая античисловую субстратность. Например, некоторые числа, существующие в потенции числового ряда, могут являться как антисловами, так и античислами, правда, пока номинируемыми посредством антиязыка: если за числовой ряд взять набор не только целых натуральных чисел, а мозаику числовой распределённости, то окажется, что многие члены такого числового ряда не охвачены презентацией в математике, а существуют в естественном антиязыке в пределах антисловности. Если инвариантность числового ряда не нуждается в учёте каждого элемента (бес)конечной последовательности, то контекстуальная теория числа может быть отброшена словно витгенштейновская лестница. Гамбургский счёт числа означает такую бухгалтерию эзотерического в математике, о которой в среде математиков известно крайне мало, но следы которой выдает изначальный математический платонизм: по Шилову, язык числа – это совокупность правил и исключений описания числового ряда с целью максимального приближения к его полноте, под которой понимается не формальная счётность, а символическая счисляемость, или риторичность.