Если идеализация языка уступает идеализации речи, с переменным успехом уступая друг другу место, которого нет, то различие между объективной интерпретацией с позиции языка и субъективной интерпретацией с позиции речи бессмысленно с точки зрения перформативного парадокса, поскольку речевая парадигма дискурса далеко не речевая (даже гипотеза лингвистики языкового существования оформлена в виде письменной книги), но приемлемо с точки зрения его презумпции и принципа автореферентизма как критерия научной истинности (речеприоритетный постулат о языке противоречив на фоне существования письма, в то время как прото – письменность вообще не нуждается в речи, а антиязык – в прото – письме). Речевое бытование языка и языковое бытование речи уступают антиязыковой материи, являющейся ни речевой, ни языковой, а бытийной, исключающей сущее положение вещей, которое по определению логоцентрично. Антиязыковой субъект может быть не только телепатом, экономящим на речевой стороне, сколько медиумом, сквозь которого божественный логос эманирует в антисловную оболочку: (анти)языковая панацея от «изначального опоздания» ответственна не перед сущим претерпеванием вещей, а перед их бытийным немотствованием, которое непереводимо на семиотику, какой бы естественной они ни была. Анонимное бытование вещей, несмотря на числовую номинацию, риторика которой псевдонимична по отношению к оцифрованному сущему, означает не отсутствие естественной мотивированности между вещью и именем, которое определяет искусственное означивание на все случаи номинации, а отсутствие именно искусственной мотивированности, сподручной для деноминации. Номинативное естество бытия, сосредоточенное вокруг соответствующего языка, выражается в естественном языке не столько через иллокуцию, сколько через перлокуцию, а если иметь в виду номинативный оптимум, то благодаря словам–в–себе, референтным не в меньшей мере, чем числа–в–себе. То, что не может быть поименовано аутентичным способом, а только опосредовано, представляет собой противоречие, не разрешимое в номинативном естестве бытия (номинация того, что отсутствует до тех пор, покуда оно не поименовано, не является непосредственной, будучи независимой от аутентичного способа именования, осуществляемого не к спеху естественной мотивированности). То, что может быть поименовано исключительно аутентичным способом, причём не обязательно непосредственно, представляет собой номинативный парадокс, который оправдывает принцип «изначального опоздания» перед естественным языком: если «изначальное опоздание» является условием некоторой номинации, то этимологическая лживость логоса нуждается в более изощрённой контраргументации, чем уровень семиотического знака; лживость логоса не сводится к технологии номинации, частным примером которой является принцип «изначального опоздания», а противостоит той экономии истинности логоса, которая сообщается с божественным.