Антисоветчина, или Оборотни в Кремле

Знал ли об этих безобразиях Ленин? Да, знал. Но по какой-то причине вынужден был терпеть их. Летом 1921 г. он попытался было бороться с Троцким. 16 июня по предложению Ленина Политбюро приняло постановление об освобождении Льва Давидовича от обязанностей наркома по военным и морским делам и направлении его наркомом продовольствия на Украину — в “почетную ссылку” [157]. Однако Троцкий постановление просто напросто проигнорировал. 27 июля он встретился с Владимиром Ильичем с глазу на глаз, и сразу после беседы Ленин идет на попятную, рассылает членам Политбюро записку об отмене прежнего решения. Какой уж у них произошел разговор, остается тайной. Но ясно, что у Троцкого имелись определенные рычаги для давления на Ленина. Один из биографов Льва Давидовича, Нагловский, упоминает, будто между ним и Лениным существовало какое-то “джентльменское соглашение”.

После упомянутой встречи Владимир Ильич не только отменяет опалу, но почему-то считает нужным дополнительно ублажить Троцкого! Отдает в его ведение ряд промышленных и сельскохозяйственных предприятий в окрестностях Москвы, получивших название “Москуста”. В марте 1922 г. инспекция Рабкрина выявляет в “Москусте” вопиющие злоупотребления. Нормально работавшие предприятия оказались за полгода развалены, превратились в обычную “отмывочную” кормушку для перекачивания на нэповский рынок государственных средств [157]. Но и это сходит Троцкому с рук. Никаких мер в отношении него не предпринимается. Что еще раз подтверждает — Ленин успел попасть в некую очень даже заметную зависимость от Льва Давидовича.

“Вождь номер два” находился в пике своего могущества. Жил по-царски, заняв дворец Юсупова в Архангельском. Держал штат лучших поваров, прислуги. Проводил собственные приемы, переговоры, совещания, о которых не считал нужным информировать правительство. Очень тщательно следил за своим здоровьем, его опекали персональные врачи, даже в самые тяжелые момент гражданской войны Троцкий не забывал брать отпуска, ездил на курорты, на охоты и рыбалки [35]. И все же Ленин вел собственную линию. Точно так же, как Брестский мир он считал вынужденной, временной мерой, пока не получится разжечь революцию в Германии, так и в начале 1920-х считал “временной” необходимость ублажать иностранных хищников. Был уверен, что экономические связи позволят “революционизировать” страны Запада. Так что издержки в его глазах получались оправданными. Ну а против Троцкого Владимир Ильич начал использовать Сталина.

Иосиф Виссарионович и впрямь во многом выглядел противоположностью Льва Давидовича. В махинациях с зарубежными кругами он замешан не был. Не был и позером, не играл на публику. Жил очень скромно, аскетично, занимал трехкомнатную квартиру в одном из флигелей Кремля, причем не один, а поселил в ней семью старого товарища Аллилуева, женившись на его дочери Надежде. Никакими дополнительными благами, не положенными ему по должности, не пользовался. Был постоянно в работе, не гнушаясь кропотливой неблагодарной “текучки”.

Хорошо проявил себя в годы войны. После успешной обороны Царицына его стали направлять на разные угрожаемые участки. В декабре 1918 г. в Пермь — при прорыве колчаковцев, в мае 1919 г. в Петроград — при прорыве армии Родзянко. Он умел организовать, навести порядок, разобраться в причинах неудач. Но при этом, как ни парадоксально может прозвучать, проявил себя менее жестоким, чем Троцкий или Ленин. Свой первый приказ о расстреле он подписал 18 августа 1918 г., и относился приказ не к пленным, не к заложникам или мирным жителям, а к предателям. Иосиф Виссарионович распорядился казнить участников раскрытого в Царицыне заговора во главе с военспецом Носовичем и инженером Алексеевым, готовивших мятеж — причем заговор был связан с иностранцами, с американским и французским консулами.

Но вот что особенно любопытно — после этого расстрела на Сталина обрушились обвинения в жестокости со стороны… Троцкого. Который в это же самое время буквально залил кровью Свияжск и Казань. Постарались оговорить Иосифа Виссарионовича и какие-то лица в окружении Ленина. Несмотря на то, что Владимир Ильич сам рассылал направо и налево “расстрельные” телеграммы, но тут почему-то прислушался к обвинениям, осерчал и далеко не сразу признал свою неправоту. Словом, уже в те времена “оборотни” в советском руководстве считали Сталина помехой и использовали любой повод, чтобы “копнуть” под него.