Антистресс. Как победить стресс, тревогу и депрессию без лекарств и психоанализа

Еще ребенком Леду, родом из Луизианы, часто смотрел, как его отец-мясник разделывает мозг быков. Его всегда завораживало строение этого органа. После долгого исследования различий между правым и левым полушарием, Леду решил разобраться в отношениях между эмоциональным и когнитивным мозгом. Он был одним из первых, кто доказал, что опыт страха приходит к живым существам вовсе не через неокортекс. Ему удалось установить, что если животное научилось чего-либо бояться, след этого страха формируется непосредственно в эмоциональном мозге³. Например, крысы замирают на месте в ожидании удара, если до этого получали удар током сразу после звонка. После перерыва в несколько месяцев они точно также в ужасе цепенеют, когда слышат звонок. Собственно, как и люди, пережившие травматический опыт.

Тем не менее психотерапия для крыс вполне осуществима: достаточно включать звонок, не сопрово-уедая его ударом тока. После нескольких подобных сеансов крысы, похоже, привыкают не бояться звонка (поскольку он больше не ассоциируется с болью). Действительно, теперь, когда раздается звонок, они не прерывают свою привычную деятельность. Любому внешнему наблюдателю ясно, что следы страха стерлись из их эмоционального мозга. Со времен Павлова эта поведенческая психотерапия хорошо известна тем, что способна вызывать угасание условных рефлексов.

Но все не так просто и гораздо более драматично, чем представлял Павлов⁴. Оказалось, что контроль над страхом действительно является всего лишь контролем. Исследователи лаборатории Леду взяли крыс, научившихся преодолевать страх за счет угасания рефлексов, и разрушили им часть префронтального кортекса (самой ориентированной на познание доли коры головного мозга даже у крыс). Эффект оказался поразительным: после повреждения фронтального кортекса крысы вновь замирали на месте, едва услышав трель! Исследование показало, что эмоциональный мозг никогда не забывает страха; крысы просто научились контролировать его благодаря неокортек-^СУ — своему «когнитивному» мозгу. Все выглядит так, будто психотерапия, даже если она удалась, оставляет нетронутым след от страха в эмоциональном мозге. И когда когнитивный мозг разрушен или просто не выполняет свою работу, страх вновь одержива-^ет верх⁵!

Спроецировав эти результаты на людей, легко понять, почему шрамы в эмоциональном мозге способны сохранятся годами, готовые в любой момент напомнить о себе.

Полина, с которой я познакомился, когда ей было шестьдесят лет, являла собой яркий и трагический пример устойчивости страха в эмоциональном мозге. Она пришла на прием, потому что не могла выносить присутствие своего нового начальника отдела с тех пор, как перешла на другую должность. При этом она прекрасно осознавала, что в его поведении не было ничего аномального: проблема была в ней самой. Двумя неделями ранее присутствие шефа за спиной в момент телефонного разговора потрясло ее столь сильно, что она не смогла продолжить беседу с очень важным клиентом. Десять лет назад она уже потеряла работу из-за схожей проблемы. Теперь Полина была полна решимости разобраться, что с ней происходит.

Я довольно быстро узнал, что у нее был равнодушный, раздражительный и временами жестокий отец. Он неоднократно избивал ее. Я попросил описать одну из таких сцен. Полина рассказала, как однажды, когда ей было пять лет, отец вернулся домой на новом автомобиле, которым очень гордился. Он пребывал в прекрасном расположении духа, и Полина безотчетно решила воспользоваться этим, чтобы заслужить его благосклонность. Она подумала, что сделает машину еще более блестящей. Отец вошел в дом, а Полина взяла ведро и губку и принялась тереть автомобиль со всем энтузиазмом маленькой девочки, желающей доставить удовольствие отцу. К несчастью, она не заметила, что к губке прилипли маленькие кусочки гравия, и на кузове появились глубокие царапины. Когда она отправилась за отцом, чтобы с гордостью показать свою работу, тот впал в неистовый гнев, причина которого была Полине абсолютно непонятна. Страшась побоев, она бросилась в свою комнату и забилась под кровать.

Воспоминание об этом событии вызвало яркую картинку, запечатлевшуюся в ее памяти словно фотография: как угрожающе приближаются ноги отца, и как она изо всех сил прижимается к стене, словно маленький зверек. Одновременно с картинкой с новой силой нахлынули эмоции. Полина сидела передо мной пятьдесят пять лет спустя с искаженным от страха лицом, ее дыхание участилось, и я даже начал опасаться, как бы с ней не случился сердечный приступ. Пятьдесят пять лет спустя ее мозг, да собственно весь ее организм оставались во власти следа, оставленного страхом.

После формирования — при помощи ударов током — условного рефлекса, крысы Леду с ужасом реагировали на любой стимул, в большей или меньшей мере напоминавший тот, которого они боялись⁶. В случае Полины было достаточно, чтобы ее начальник хоть чем-то напомнил ей отца...