Мельком подумав, что можно было бы и ответить что-нибудь вроде "так достань же меня, подлый кто-нибудь там", я не стала тратить дыхание на слова, побежала к реке и вдоль неё, в ту сторону, которую Вера обозначала, как охотничьи угодья оборотней. В ушах шумел ветер, от стремительных прыжков Акакия содрогалась земля у меня под ногами, и липкий, холодный ужас расплетал щупальца внизу живота.
-- Всё равно поймаю! Всё равно убью! И тебя убью! -- Косичкобородец кричал мне вслед, и было заметно, что он всё-таки отстаёт. -- И тебя! И этого Клюева! Убью!
Даже не знала, что умею бегать настолько быстро! Песок и хвоя летели во все стороны, когда без разбегу перескакивала через сосновый молодняк и выгоревшие на солнце кустики.
-- Убью-у-ааау-ай-йииии...
Оглянувшись, я даже на миг остановилась: Акакий Мерзлихин, видимо, не рассчитал высоту очередного прыжка, и уж не знаю, приложился он чем-то о макушку молодой сосенки или запутался ногами в кустах, уже потом с размаху ляпнулся, но сидел теперь на земле, согнувшись в три погибели, и подвывал не своим голосом.
Он дрогнул, и я помчалась дальше. С него станется прикинуться! А вдруг это всё напускное, и он меня заманивает в ловушку? По широкой дуге я летела к себе домой.
Возле моего дома Вера с Филом больше не сидели. Я взлетела наверх, схватила свой сотовый, тут же набрала маму, но её телефон не отвечал. Папин тоже подозрительно молчал. Тогда я побежала дальше, искать братцев-кроликов.
У дома Игоря их тоже не было. В саду у Захарченко тётя Валя весело напевала какую-то песенку без слов и скакала с лейками вокруг сохнущих на грядках помидоров.
-- А где моих потеряла? -- спросила она меня, но тут же заметила, что я никак не могу отдышаться.
-- Что случилось?
Она поставила лейку, вытерла руки одну о другую и подошла ко мне ближе.
-- Что случилось, Надя? На тебе лица просто нет!
Ну да, а куда ж оно делось, если его нет на мне...
-- Меня... меня сейчас...
Дыхание никак не восстанавливалось. Тётя Валя провела рукой по моей спине, и, странное дело, следующий вдох принёс успокоение.
-- Меня только что чуть не убили! -- выпалила я, и то, что тётя Валя тут же приняла боевую стойку, не удивило и не вызвало ни тени улыбки.
Она принюхивалась, плавно перетекая на полусогнутых ногах вдоль грядки, и скалила зубы. Интересно, каким она будет кроликом?
-- Вампиры! -- вынесла Захарченко свой вердикт.
-- Ага, -- выдохнула я, упираясь ладонями в колени. -- Акакий Мерзлихин.
-- Понятно. Я предчувствовала, что наша спокойная жизнь подходит к концу, -- непривычная суровость в голосе мягкой и ласковой тёти Вали пробирала до слёз.
-- Всё из-за меня...
-- Нет. Из-за Карины, матери твоей.
-- Не поняла, -- выпрямилась я в полный рост.
-- А и понимать тут нечего, -- отрезала Захарченко. -- Вот увидишь, этот Акакий наведёт тут шороху. Он действительно может тебя убить, Надя, и поэтому я даю тебе слово: наша община сделает всё, чтобы защитить тебя. Не останется без защиты твой папа. Хмм... да, и Карину мы тоже... оградим. Если сможем. Но я же по лицу вижу, о чём ты хочешь просить!
И чего это сегодня все взялись читать мои вопросы и просьбы по лицу? Кстати, только что тёте Вале вообще показалось, что его у меня нет!
-- Ты же хочешь попросить меня, чтоб мы защитили и спасли твоего Эдуарда.
Она не спрашивала, но я всё-таки отозвалась:
-- Да. И, если это только можно...
-- Нельзя, -- перебила тётя Валя. -- Ни его, ни кого либо из... Клюевых. В общем, иди в дом, подожди, я полью...
-- Давайте я вам помогу, -- не удержалась я, хоть и не испытывала особого желания таскать лейки.
-- Нет уж. Иди в дом.
Глава двадцатая. Ждать почти не приходится.
Похоже, во Фролищах большинство домов строились по одному плану. По крайней мере, у Захарченко был такой же, как у нас, коридор -- сквозной, прямо с улицы и в сад, такая же кухонька, зал на первом этаже, лестница на второй этаж. Аккуратно прикрыв за собой дверь, я даже не стала задумываться о том, что и как делать дальше, а просто прошла на улицу и направилась в сторону дома Эдика.
Вот ещё! Ждать тётю Валю и её защиту! Тем более, она же ясно дала понять: Эдику придётся как-то отбиваться самому.
А разве я могу позволить, чтобы мой любимый... я же даже не знаю, что с ним сейчас! Вот мама -- она в Москве. Папа -- он с Вольными Волками. А Эдик -- один на один с "другом семьи".
Ноги жалобно заныли, когда я снова перешла на бег.
Теперь я не ловила в воздухе дикую вонь, знала, что её может и не быть.
Едва замаячили вдалеке изящные башенки дома Клюевых, ноги перестали жаловаться и сами понесли в два раза быстрее. С разбегу перемахнув забор, успела только удивиться тому, что сад, кажется, снова стал другим. А сама уже швыряла камешек в окошко пятого этажа...
Когда меня со спины кто-то страстно обхватил поперёк тела, я сначала огрела насильника по шее, а потом уже попросила прощения у своего любимого. Так настроилась на то, что он у себя в комнате, что даже не признала по запаху.