– Что я скажу? Я согласен! Бунтовщики должны быть безжалостно уничтожены и загнаны в свинарник. Козибу следует арестовать, судить и публично казнить! Человек раскаялся в своих преступлениях и теперь это мой раб! Он служит мне и подчиняется только мне! А твой молодой боров, действительно умён! Даже слишком умён! – Коммод ещё раз бросил в глаза Каифы испепеляющий и не предвещающий ничего хорошего взгляд.
Каифа не отвёл глаз от этого взгляда, выдержал его, и теперь обоим стало понятно раз и навсегда, что в этом хозяйстве им двоим места будет мало! После таких взглядов рождаются непримиримые враги, которые пойдут на всё и используют любые средства для уничтожения друг друга! В этот момент каждый из них понял и определил для себя всю дальнейшую свою жизнь, жизнь своих подчинённых и используемых ими народов для достижения одной цели. Коммод понял, что свиньи должны исчезнуть из этого хозяйства вместе с такими вот постоянно появляющимися из их среды умниками и интриганами.
То же понял раз и навсегда Каифа. Собакам не место среди свиней! Это не их защитники – это их главные враги и конкуренты в борьбе за власть! Но пока Судьба на время сделала их союзниками. У Каифы было секретное оружие не только против собак, но и против любого другого вида животных, населявших хозяйство. Как мы помним, этим оружием он планировал сделать разложение самок любой породы и внедрение ценностей, принятых этими самками, в головы самцов, коих он планировал сделать слабыми, духовно больными и безвольными. Но он пока не знал, что Коммод обзавелся таким могущественным союзником, что знай о нём, Каифа предпочёл бы скорее бежать из «царства божьего», чем оставаться и бороться в нём за власть.
Разговор, после обсуждения и утверждения плана боевой операции по разгрому бунтовщиков и способов расселения свиней среди других животных, был вскоре закончен.
Восстание было подавлено быстро и безжалостно. Центральный двор был заранее окружён собаками и свиньями – их союзниками. Когда чуть позже полуночи толпа восставших свиней бесшумно подошла к дому Стива, надеясь на то, что собаки спят, то получила внезапный и сокрушительный удар со всех сторон. Обитатели хозяйства, спрятавшись по своим курятникам и коровникам, с ужасом слушали, что творилось на центральной площади. А оттуда доносились душераздирающие визги, рычания, хрипы и человеческие проклятия.
А затем, во все помещения, где жили другие животные стали прибегать, вползать и умолять спрятать их раненые и здоровые свиньи-бунтовщики. Часть спасшихся бунтовщиков успели укрыться в свинарнике, в котором они, забаррикадировав дверь, в ужасе попрятались по самым разным углам и под солому.
Вид умоляющих о помощи свиней был настолько печален, что остальные животные жалели их и открывали для них двери своих домов. Вместе с бунтовщиками под их видом в эти дома поселялись и те, кто принимал участие в избиении своих же сородичей, предварительно, правда, стерев с себя жёлтую краску. Так свиньи превращались в невинно гонимых и преследуемых созданий, лишённых своего дома, по воле злых собак. Общая жалость и сочувствие было на их стороне.
На центральном дворе осталось лежать с десяток свиней обоего пола. Лежали там и поросята, которых с собой взяли их родители, надеявшиеся на быструю и лёгкую победу в схватке с тиранией.
Израненный Козиба был схвачен, когда пытался прорваться за территорию хозяйства для того, чтобы укрыться в соседней роще, где ещё недавно пережидал вместе с другими свиньями вторжение людей. Во время побоища он громко призывал своих сподвижников направляться туда, поэтому именно по дороге в рощу его и перехватили.
Так закончилось первое и последнее восстание свиней против собак и союзной с ними их собственной элиты.
Главным его результатом стало заранее запланированное свинским истеблишментом расселение рядовых свиней среди других животных. При этом вся ответственность за это расселение легла на жестоких собак. А свиньи стали жертвами! Слабыми и беззащитными! Гонимыми и преследуемыми! Теперь антисвинизм в глазах других животных выглядел ещё более кощунственным, безобразным и богопротивным делом.
Теперь Коммода стали бояться ещё больше, а Старого Хряка и его приближённых стали презирать. Но презирать его стали только другие животные. Расселившиеся же повсеместно свиньи-беглецы стали относиться к нему и проживавшим с ним свиньям с полным благоговением и трепетным почитанием. Разговоры о своей элите, оставшейся где-то там, в другом имущественном измерении, стали среди них табу, которое нельзя было нарушать. О Каифе, Старом Хряке, Илии, Блезе, Артуре, Розе и других оставшихся жить во дворце свиньях, можно было говорить только шёпотом и только благоговейно.