Антисвинизм. Чёртов узел

А ещё через пару часов состоялся публичный суд, на котором под общие проклятия всех животных, включая разгромленных свиней, Козиба во всеуслышание рассказывал о своих злодеяниях. Приговор «высокого и непредвзятого» суда в составе Илии, барана Эрнеста, Розы и Блеза был суров и беспощаден. Козибу приговорили к отсечению головы.

Через час во время весёлого праздника в честь победы над бунтовщиками и расселения свиней, Ник привёл приговор в исполнение. Все животные и птицы радовались и только старый конь по имени Адольф, верно служивший всю жизнь Стиву, и после его смерти ставший никому не нужным, с грустью и брезгливостью следил за происходящим. После того, как голова Козибы покатилась по траве, Адольф развернулся и понуро ушёл к себе в стойло.

А праздник продолжался. Более того, он был продлён и на следующий день, а затем ещё на три дня. Так Коммод исполнял обязательства, данные всем животным о том, что теперь они свободны и будут только веселиться и радоваться.

Так прошла неделя, а может и две. Животные все перемешались, ибо в силу постоянных общих праздников, революций и войн, все национальные, так сказать, границы, установленные первоначально, стерлись. Птичник был разорён, поскольку птицы оказались самым слабым народом и поэтому они были порабощены другими, более сильными животными. В коровнике жили и овцы, и гуси, и козы. То же происходило в традиционных местах проживания и других животных.

Коммод в какой-то момент решил, что все эти войны и революции пора прекращать. Он видел, что в каждом сообществе животных хозяйничают свиньи. Он видел, что эти свиньи только разлагают и развращают других животных, разрушают их уклад жизни и жилища. При этом все животные и птицы только деградируют, превращаясь в обычных потребителей. Ему было бы на это наплевать, но среди собак, а точнее среди их сук, стали происходить аналогичные явления.

Суки безоглядно увлекались свинским бездарным искусством, пропитывались свинскими идеями равноправия, свободы, безмерного потребления и отвращения к физическому труду. Для сук стали второстепенными такие вопросы, как принадлежность к породе, они стали толерантны к другим видам животных, считая, что все одинаковы и равны. Более того, суки стали подвергать сомнению права собак на силу и руководство другими животными, всё больше соглашаясь с идеей, что это удел и право свиней. Но и это было не самое страшное для Коммода. Страшнее было то, что он видел, как суки все эти взгляды и мысли стали медленно, но верно вбивать в головы своих кобелей.

Всё чаще Коммод стал слышать от своих соратников, что они в данный момент чего-то не могут или не хотят сделать, ибо заняты делами своей жены, что им надо выгуливать щенят или выполнить супружеский долг. Всё чаще до его ушей стали доходить сообщения о том, что тот или иной его соратник вместе с супругой посещал свинские литературные или артистические собрания, всякие светские вечеринки, где в их уши вливались ценности, противоречащие принципам и ценностям ордена силовиков. Изначально Коммод не придавал большого значения этим известиям об изменениях в мировоззрении и поведении подчинённых. Но затем, стал жёстко пресекать любые формы неповиновения. В качестве палача, осуществлявшего наказание, был всё тот же Ник Бэри, который мог спокойно отходить плёткой любого кобеля или суку.

Сам Ник стал «верным псом» Коммода. Случилась эволюция наоборот. Коммод всё время держал его при себе, ни на минуту не отпуская далеко от себя. Всё это вызывало недовольство у других собак, особенно тех, которые раньше были особо приближены к Коммоду.

Самое печальное для Коммода было то, что он оказался как бы в изоляции, в одиночестве. Вроде бы, с ним все были очень любезны и подобострастны, особенно свиньи, но в то же время он всё чаще читал в глазах и в жестах подданных и подчинённых едва заметные пренебрежение и неприязнь. У него стало складываться мнение, что вокруг него зреет заговор.

Порки провинившихся кобелей и сук становились всё чаще и, наконец, Коммод понял, что пора «проливать кровь». Без этого ситуация грозила выйти из-под контроля.

В процессе не прекращавшихся междоусобиц между различными сообществами животных, которые разжигались и подстрекались живущими в них свиньями, хозяйство стало быстро приходить в упадок. Праздники, затем ссоры, а затем опять праздники в честь примирения, привели бывшее хозяйство Стива в крайне плачевное состояние. Кругом царили грязь, загаженность, распущенность, озлобленность, сопровождаемые бесконечными карнавалами и бездарными свинскими концертами.

А ведь прошло совсем немного времени по человеческим меркам со дня победоносного восстания, а затем и великолепной победы над полицейским отрядом. Но для животных, для которых жизнь более скоротечна, чем для людей, времени прошло значительно больше.