— Не понял, — сказал Погожев.
— Так я тебе и поверил, — недобро усмехнулся Платон Васильевич, резко переходя на «ты». Он достал из кармана свернутый вчетверо лист бумаги и протянул Погожеву. — Твоя работа, Погожев? — И Малыгин раздраженно ткнул своим толстым заскорузлым пальцем в текст радиограммы.
— По-моему, тут подпись ясная: «кэпбриг Торбущенко».
— Хм... Умнее ничего не могли придумать?
— А чем это глупо? Твою бригаду другая бригада вызывает на соревнование.
— Кто вызывает-то! — воскликнул Малыгин, вскинув голову и подавшись вперед, словно кто-то ударил его в поясницу. Одутловатое лицо Малыгина густо покраснело. — Да я его так исколошмачу в этом соревновании, проситься будет!
— Соревнование — это не только «колошматить», но и помогать друг другу.
— Я не нянька. Хватит, одного бухаря взял на поруки.
— И повсюду звонишь об этом: вот, мол, какой я хороший, из пьяницы человека делаю. Не слишком ли часто ты напоминаешь об этом?
Они оба все больше распалялись. Голоса их звучали все резче.
— Ты вот что, Погожев, — говорил Малыгин, словно печатая каждое слово. — Ты без году неделя на море и уже собираешься тикать. А я был, есть и буду в рыбаках. До самой смерти! Разных председателей видел-перевидел на своем веку. И партийных секретарей тоже.
— Верю. Только какое это отношение имеет к соревнованию? Ты давай по сути дела. Если отказываешься принять вызов Торбущенко, так и ответь людям.
— И откажусь! — рубанул рукой воздух Малыгин. — Мне рыбу ловить надо, а не нянчиться с разными... — Оборвав фразу, он глубоко затянулся и выбросил окурок за борт. — Да пойми ты, голова, — вдруг перешел он на полупримирительный тон, — что подумают рыбаки, когда узнают, что я соревнуюсь с этим... партизаном? Нашел, мол, себе соперника. По кисляку тут, пожалуй, он возьмет первенство. В этом я староват с ним тягаться.
— Не утрируй, Платон Васильевич, — сказал Погожев. — Ты лучше меня знаешь, что Торбущенко неплохой рыбак...
— Был, — перебил его Малыгин, — да весь вышел! Словом, нечего тут попусту масал травить — вопрос ясен.
— Ну, что ж, предположим, — сказал Погожев, чувствуя, как внутри его бурно нарастала жгучая злость на этого самолюбивого человека. — А не подумают те же рыбаки, перед которыми ты так печешься о своем авторитете, что ты струсил соревноваться с Торбущенко?
Мясистое, помятое лицо кэпбрига побледнело и дернулось, как от тика. Суженные глаза налились кровяной мутью. Но он тут же овладел собой и, деланно хохотнув, произнес:
— Хо-о! Только дурак может подумать это.
— Тебе видней, — сказал Погожев сухо. — Что ж, счастливой рыбалки, Платон Васильевич. — И, круто повернувшись, он пошел к себе на сейнер.
На сейнере, закрывшись в каюте, он долго лежал на койке, стараясь собраться с мыслями. Но это никак не получалось — вместо толковых мыслей в голову лезли дурацкие обиды на Малыгина.
Когда Погожев вышел из каюты на палубу, уже не было видно ни Змеиного, ни рефрижератора. Вокруг лежала одна лишь синь: и в небесах, и на море. Да сейнера, попыхивающие дымком. Позади сейнеров на кильватерных дорожках подпрыгивали баркасы. Баркасы были пустые, без шлюпочных, на длинных тросах — фалинях. Значит, никто сыпать невод не собирался.
Вторые сутки как рация на сейнере была постоянно настроена на рыбацкую волну и подключена к репродуктору на ходовом мостике. Репродуктор кричал на полную мощь, так что каждый рыбак хорошо слышал, что делалось на путине. Несколько сейнеров стояли в замете по Днестровскому лиману. Поближе к ним переходил из-под Одессы рефрижератор «Полярный». Танкер «Запорожец» дал координаты своего местонахождения: сейнера могут забункероваться пресной водой и соляркой. И снова сообщение о замете на скумбрию. На этот раз позади их, южнее Змеиного. Это сообщала авиаразведка.
— Может, повезет и Торбущенко, — сказал Погожев Осееву. — Это где-то как раз в том районе.
Тот молча кивнул, не отрывая от глаз бинокля.
Вышел в эфир штаб путины. Все рации рыболовецких судов сразу умолкли. Так положено по закону. Штаб руководил моррыбразведкой, координировал места лова, вел учет сданной рыбе государству. В ведении штаба путины были суда приемки, заправщики, спасатели. Находился штаб путины на буксире «Гордый». В штабе уже были взяты на учет первые сотни тонн выловленной рыбы, выявлены передовые бригады. В числе передовых была бригада Красикова.
— Везет же человеку, — с нескрываемой завистью сказал Кацев, почесывая волосатую грудь.
— Сам не впряжешься, не жди, никто за тебя не повезет, — заметил сухо Погожев.
Настроение у него было подавленным — никак не выходил из головы разговор с Малыгиным. Осеев воспринял его настроение по-своему и, ободряюще подмигнув Погожеву, сказал:
— Что, секретарь, нос повесил? На путине еще не вечер, будут и у нас полновесные квитанции, — И вдруг насторожился, вскинул к глазам бинокль и тут же поспешно принялся крутить штурвал.
Все, кто был на спардеке, устремили взгляд в море: с сейнера, в каких-нибудь полмили от них, сыпали сеть на рыбу.