Стоявший в здании аэропорта Константин Завьялов, по первому взгляду на лицо Симакова, активно искавшего его глазами в толпе встречающих, сразу понял, что Алексей горит нетерпением от желания сообщить что-то очень важное. Судя по глазам, наполненным радостью вдохновения, информация эта была положительной. Константин подумал, что друг привез приятные известия с отчета, но ошибся. Оказавшись в его машине, Симаков начал быстро и горячо говорить о своем открытии, совершившимся после встречи на борту самолета. Почти мгновенно уловив точность обнаружения ошибки при проектировании системы защиты от воздействия психотропного оружия, Завьялов включился в обсуждение, и пришел в себя только когда зазвонил телефон Симакова, жена которого обеспокоилась долгим отсутствием мужа. Обнаружилось, что за стеклами автомобиля стало темнеть, они так и не выехали со стоянки, захотелось есть. Константин получил возможность спросить, как все прошло в Москве, чем вернул к действительности Алексея, чье лицо моментально перестало сиять, затянувшись в уголках глаз сетью мелких морщин перед тем, как он рассказал о том, что произошло на комиссии, поделился нехорошими предчувствиями.
Выехали со стоянки, по дороге Константин сообщил, что в отсутствие друга лаборатория оставалась закрытой. Директор хотел отправить Завьялова на обследование и ремонт компьютерных систем института, но получил ответ, что тот работает в институте только до тех пор, пока действует лаборатория и не намерен выполнять ничьих указаний даже под угрозой увольнения.
На следующий день глава научного учреждения говорил с Симаковым тоном усталого человека, к которому примешивались нотки извинений. Чувствовалось, что он почему-то и себя считает виновным за произошедшее, потому решил говорить откровенно.
– Я так думаю, что заказ этот военные у нас разместили только для того, чтобы поставить «галку» в своих отчетах. Возможно, они хотели еще немного заработать лично. Сам посуди. Зачем такое сложное исследование поручать областному отделению академии наук, сопровождая при этом научные изыскания минимумом финансирования? При таком подходе никаких результатов не добиться. Получается, что они хотели просто имитировать исследовательские усилия, приложить потом к своим финансовым сметам наши отчеты о неудаче в экспериментах и все. Никто не думал, что здесь какой-то кандидат наук со своим другом-компьютерщиком, без денег и материального обеспечения сумеют так далеко продвинуться в вопросе, решить который не могут ведущие ученые всего мира. Поэтому ты, пожалуйста, на меня не обижайся. Я к тому, что сейчас происходит с лабораторией, не причастен.
– А что с ней происходит?
– Оттуда вывезли все оборудование. Думаю, что исследования теперь передадут в Москву, где ими займутся деятели с именем. Я понимаю, что для тебя это обидно, ты увлечен темой и разбираешься в ней больше любого академика. Но я ничего не могу сделать… Когда сдашь отчет?
– Дня через три.
– Ну и хорошо. Не напрягайся там – отпишись формально. А я пока подумаю, что тебе предложить. Пора уже докторскую защищать. Да, а можно сделать так, чтобы Константин твой остался в институте?
– Не думаю.
– Ну ладно, я все понимаю. Но ты поговори с ним. Такие специалисты – штучный товар на всю страну. Я тут для него несколько ставок выбью, чтобы зарплата была получше…
– У него свой бизнес.
– Да знаю, знаю. Но поговори, ладно?
– Я спрошу. И вот, что. Дмитрий Викторович, можно я после того, как отчет сдам, в отпуск уйду? Надо в себя прийти.
– Даже нужно, наверное. В самом деле, иди, отдохни. И еще, Лешь, вот надо бумагу подписать – военные обязывают. Тут о неразглашении и все такое… Почитай.
Однако раздавленный Симаков не стал вникать в содержание документа. Он бегло просмотрел абзацы, взял ручку и решительно начертил автограф.
Отпуск оказался испытанием. Пить Симаков не любил, считая это занятие пустой тратой времени и ресурсов организма. Главное – ему не доставляло удовольствия состояние измененного создания, вызываемое принятым внутрь спиртным. Поэтому, даже находясь в депрессии, на алкоголь, как на средство ухода от проблем, ученый не смотрел. Но делать было абсолютно нечего. Забитый переживаниями мозг не воспринимал никакой информации, лишая Алексея Ивановича возможности читать и даже смотреть передачи по телевизору. К тому же в последнее время стали обостряться отношения с женой.