Антивоенный синдром или Преданная армия

В условиях, когда в иных гарнизонах семьи молодых офицеров живут в железных бочках (из которых сделано нечто, напоминающее вагончики для строителей), и это не считается недопустимым (ведь обязались же они «стойко переносить тяготы и лишения»), трудно рассчитывать, что никто этим не воспользуется. Офицер тоже человек, и если о нем не заботятся власти, то вакуум доверия заполняют с успехом те, кто, хотя и не питает любви к офицерству как таковому, но власть сменить хочет. И вот в органах печати, известных антиармейской пропагандой, начинают появляться статьи, проявляющие трогательную заботу о военнослужащих, под названиями типа «Кто защитит офицера?». Противостоять этому невозможно, потому что все, написанное в таких статьях, совершенно справедливо. Дело только в том, кто и для чего это пишет. Рассчитывать же на то, что замордованный тяжелым бытом, затравленный моральной незащищенностью, брошенный властями на произвол судьбы офицер сможет каким-то «социально-политическим чутьем» разобраться, откуда, из чьих уст звучит этот голос сочувствия и поддержки — не приходится.

Вынужденные думать о своих интересах сами, военнослужащие начинают создавать общественные организации, которые по самим обстоятельствам своего появления не могут не быть оппозиционными, а в качестве таковых начинают примыкать к соответствующим силам во всем обществе. В прошлом году стало известно о попытках создания «Союза ветеранов Вооруженных Сил СССР» вне Всесоюзного совета ветеранов войны и труда и организации военнослужащих «Щит». Если позиция «Союза ветеранов» пока не обозначилась, то «Щит» (Союз социальной защиты военнослужащих и членов их семей) примкнул к «демократическому блоку», оказавшись в одной компании с «Апрелем», Народным фронтом, Социал-демократической ассоциацией, «Московской трибуной» и т. п. организациями, некоторые члены коих возвещали о намерении весной — летом 1990 г. брать власть, сбросив «правящую клику» (см. газету «Советская Россия» от 9 февраля 1990 г.). Очень заметным явлением такого же рода стало поведение многих демократов-офицеров на I Съезде. Тот факт, что часть из них вошла в пресловутую «Межрегиональную группу», открыто провозгласившую себя оппозицией, имеет, пожалуй, гораздо большее значение, чем появление самой этой группы.

Заметно стало и еще одно явление в военной среде. Под влиянием либерально-интеллигентских настроений в офицерской среде появляется слой, представители которого выступают против своего руководства под девизом «я хоть в мундире — а тоже интеллигент». Желая называться интеллигентами, эти люди исходят из насаждаемых либералами представлений, что интеллигент есть именно человек, оппозиционный ко всякой существующей в данный момент власти (того факта, что в социальном смысле любой офицер — такой же интеллигент, поскольку, имея такое же образование, как инженер или учитель, относится к тому же социальному слою общества, для них явно недостаточно). Как бы ни казалась позиция этих людей смешной в субъективном плане, объективно она полезна, ибо критика способствует развитию армии. Но это, как говорится, «в мирное время». В обстановке же кризиса государства и начинающейся гражданской войны такая позиция опять же объективно ложится в общее русло «смены власти».

Положение армии в настоящее время незавидно. С одной стороны, ее роль в жизни страны объективно возрастает, хотел бы этого кто-нибудь или нет. Весьма характерно, что не прошло и двух недель после рекомендаций комиссии по тбилисским событиям о недопустимости использования армии для разрешения внутренних конфликтов и многочисленных заклинаний на эту тему в печати, как она была использована в том же Закавказье, — жизнь снова внесла свои поправки в рассуждения «демократов», и даже самой радикальной прессе пришлось на время закрыть рот. С другой стороны, армии, вынужденной выполнять такие функции, навязан комплекс вины. Сколько бы ни делалось оговорок, что афганская кампания не должна ставиться в вину армии и военнослужащим, «честно выполнявшим свой долг», а все равно освещение «афганских» вопросов ведется так, что объективно носит антиармейский характер, и военные это остро чувствуют (будь иначе, собственно, и оговорок бы таких делать не приходилось). Освещение апрельских событий в Тбилиси тоже очень сильно ударило по армии. Тот факт, что даже после того, как комиссия Собчака сквозь зубы была вынуждена признать, что погибшие там женщины вовсе не были зарублены саперными лопатками, образ солдат, рубящих пресловутыми лопатками «безоружных людей», продолжает циркулировать в прессе, став почти «общим местом» в рассуждениях о «безобразиях в армии», свидетельствует о том, что цели, которые преследовала кампания вокруг тбилисских событий, достигнуты.