Антизомби

Вадим противно заскулил, но возразить не решился. Да и не мог, наверное. Дыхание у него, скорее всего, перехватило. Мы стали освобождать кузов под тентом. Что могли, разместили на буровой. Остальное складывали рядом на развернутый брезент. Коробки с дорогим оборудованием вернули в кунг.

— Равиль. В кунге шестерых раненых разместить сможем?

— Пятерых, — поправил Слава. — С пробитой головой только что умер. Откачать не получится, у него осколки черепа на затылке прямо в мозг вдавлены, и сосуды на шее рассечены. Кровопотеря большая. Непонятно как он жил. Да и агонии практически не было. Остальные стабильны, вот это удивительно. Даже тот с животом намного лучше выглядит.

— Слава, сможем мы их перевозить?

— Оставлять их нельзя в любом случае. Нужно срочно эвакуировать. Срочно нужна профессиональная медицинская помощь. Носилки нужны или лежанки.

— Носилки из жердей и брезента можно сделать. Их в кунге к потолку повесить можно и закрепить. — добавил Равиль.

— Хорошо. Скорее готовьте, а будем выдвигаться.

Солдаты пили горячую воду, натягивали на себя подсохшие вещи, грелись у костров. Электронщики вместе с Борисом рубили на поленья молоденькие елки и сучья. Костры дыми нещадно.

Наша команда «бегунцов» была хотя бы осведомлена о происходящем и прошедшее первое боевое крещение общением с восставшими покойниками. Я не знаю, что происходило в голове у каждого из них. Никто из нас не был готов столкнуться с зомби нос к носу, и не где-нибудь в очаге эпидемии, а вот так на проселочной дороге у колхозного моста.

Все скучковались около машин. Раненых затащили в кунг с натопленной печкой. Не упокоенные все также лежали на берегу. Умерший солдат с пробитой головой лежал завернутый в брезент на настиле из лапника. Его на всякий случай стянули лентами, отрезанными от того–же брезента, но он вел себя тихо. Люди переговаривались в полголоса.

Лейтенант собрал около меня всех солдат и попросил повторить ранее рассказанное ему. Я рассказал все, что знал без утайки. Меня слушали молча, очень внимательно. Причем слушали и наши «бегунцы».

— Это все что я знаю. У моих коллег информации не больше, чем у меня, — закончил я свой рассказ.

Тут со всех сторон одновременно и сразу посыпались вопросы. Спрашивали не только солдаты, но и мои коллеги. Тут я понял, что сейчас я в статусе не только формального руководителя, но и неформального лидера, причем и у вояк тоже. По привычке я демонстрировал спокойствие и уверенность, хотя был и напуган и растерян ничуть не меньше окружающих. Меня удерживало ощущение собственной ответственности за всех этих людей, взгляды которых были сосредоточены на мне. Им срочно нужно было дать какую-то опору, за которую можно было зацепиться и удержаться.

— Браточки, у нас сейчас две главные задачи. Первое — это выбраться отсюда. Второе — это спасти раненых. Я уверен, что со всем этим разберутся. Там все решат и нам помогут, — добавил я к вышесказанному.

«Что еще за «там» где должны разобраться и помочь? Что за чушь я несу?» — я мысленно матюгнулся на себя. Но сказанное подействовало. Люди оживились, зашевелились, в глазах забрезжила надежда, вопросы перешли в конструктивное русло. Главное выбраться отсюда.

— А что с телами делать будем? — задал вопрос Слава.

Ответить я не успел. Все обратили внимание на приближающийся гул двигателей. В тридцати метрах от нас из зарослей ивняка выскочил армейский уазик и выполз тентованый КАМАЗ. Они двигались по дороге вдоль реки.

Из подъехавшего УАЗика выскочили майор с красным лицом и невысокого роста капитан с автоматом на плече и какой-то папкой.

— Селятин, — начал угрожающе майор, найдя глазами лейтенанта и начиная путь в его сторону — какого ………………….

Дальше нет смысла описывать рев майора, щедро сдобренный отборным матом, эвфемизмами и армейскими абстракциями. Лейтенант оправил одежду и вытянулся по струнке. Солдаты стали втихую «отползать» от места выволочки, прячась за технику и моих коллег. Вкратце речь майора можно было изложить в нескольких тезисах: приказ не выполнен, техника угроблена, среди личного состава убитые и раненые, лейтенанта ждет трибунал. Лейтенант краснел, бледнел, сжимал губы, нервно сглатывал, щурился, когда слюни майора попадали ему на лицо.

Я подошел к майору сбоку и сказал ему почти прямо в ухо:

— Майор, у нас трупы оживают. Примите решение, что делать с вашими ожившими покойниками.

Майор замолчал и резко повернулся ко мне. Я с усилием подавил в себе, всплывшие из-под корки, армейские инстинкты, не стал вытягиваться в струнку и отдавать честь. До майора дошел смысл сказанного мной. Он открыл рот, закрыл рот, озадаченно посмотрел на лейтенанта.

— Что? Что вы сказал?

— Майор, ваши солдаты, которые погибли в момент аварии, подают признаки жизни, двигаются, ходят, кидаются на людей. Уже пострадал ваш сержант, ему половину лица оторвали. У нас еще пятеро раненых, — добавил я к сказанному. — Примите решение, что делать с ожившими трупами.

— Что за бред? Вы отдаете себе отчет, что несете? — нахмурился майор, и посмотрел на лейтенанта — Селятин, доложите!