Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11 (СИ)

Голос Жукова гудит под жарким солнцем. А солнце неподвижно повисло, как медный диск, не желая опускаться, уходить, не желая даже спрятаться за лоскутом облачка, которое так и не появляется на этом небе. Голос старшины да тарахтение движков — единственные звуки окрест. Мы копошимся молча. На разговоры нет сил. Мы устанавливаем взамен деревянных металлические столбы вокруг лагеря, привариваем к ним уголки и крепим новую колючую проволоку. Под непосредственным руководством старшины Жукова готовим основы для палаток. Копаем, подрезаем лопатами, трамбуем — сооружаем земляные столы, нары. Особо устанавливаем пирамиды для оружия, размещаем печки. А затем на основы, укрепленные досками, натягиваем зимние палатки.

К концу недели обустройство лагеря в основном завершается, и мы переходим к работе на стартовой площадке и подготовке техники к боевым стрельбам. В общем, работы невпроворот.

Предваряет подготовку приветствие высокопоставленного военного чиновника. Говорит он высокопарно, уделяя основное внимание восхвалению личности Никиты Сергеевича Хрущева за заботу о развитии ракетных войск, не касаясь существа дела. На этом же построении объявляется о присвоении мне звания младшего сержанта, назначении командиром отделения и заместителем командира взвода. Таким образом, я занимаю должность Воронова, который уже демобилизовался.

Стартовые площадки располагаются в трех километрах от палаточного лагеря. Вдали видны какие-то гряды, не вписывающиеся в ландшафт, в которых можно распознать сборно-разборные щитовые бараки. Далее между низких беленых одноэтажных построек — ангары, пыльное шоссе и всевозможных конфигураций и размеров антенны и локаторы. На них грустно и сентиментально играет ветер, подчеркивая беспредельность степи. Стоят готовые к старту практичные пятерки,[124] которые несложно оснастить атомными боеголовками.

Утро моего взвода начинается, как обычно, с построения и постановки задачи. Но слушают меня солдаты невнимательно и команды выполняют шаляй-валяй. Без разрешения устраивают себе перекуры. Нет и взводного. Я и по-хорошему, и угрозами наказания пытаюсь создать нормальную рабочую обстановку, но добиться ничего не могу. Моя требовательность вызывает у солдат и даже у моего земляка Евстратова лишь злость. Люди раздражены непосильными нагрузками, каждодневной изнуряющей жарой и нехваткой питьевой воды.

К тому же я замечаю, что некоторые из бойцов настроены против меня лично, так что надо быть начеку. Мне теперь и спать-то следует одним глазом.

Перед обедом появляется Воробьев. Равнодушно выслушав мой рапорт, он становится во главе взвода, и мы покидаем площадку. Взвод идет вразброд, кое-как держа автоматы; там, где на гимнастерках полагалось бы быть пуговицам, у солдат висят обрывки ниток. Воробьев вышагивает впереди с гримасой такого отвращения, будто его насильно приковали к подчиненным ему бойцам. Стекла его очков настолько покрыты пылью, что появляется сомнение, видит ли он вообще что-то перед собой. Мы проходим через КП, и солдаты, не дожидаясь команды, разбегаются по палаткам, ставят в пирамиды автоматы и бросаются, не раздеваясь, на нары.

После обеда я узнаю, что взводного положили в санчасть с подозрением на дизентерию. О сложившейся обстановке я докладываю Жукову. Он советует мне поговорить откровенно с комбатом. Я иду к Капустину. Открываю дверь щитового домика, где он разместился, и вижу его стучащим на машинке. Вся комната увешана схемами и фотографиями ракет на старте и в полете. Один связист разматывает проволоку, другой ее тянет. Воздух в помещении наэлектризован. Несколько офицеров, видимо, только прибывших, заполняют какие-то документы и разговаривают на повышенных тонах.

— Там, откуда я прибыл, рай по сравнению с этим диким захолустьем! — говорит молоденький лейтенант.

— А вы не печальтесь, что попали сюда. Не вы первый, не вы последний, — с поддевкой замечает сидящий напротив офицер.

— Не понимаете вы! Сегодня в таких местах и делаются самые большие дела! Понятно, и самый быстрый рост! — успокаивает их лейтенант, чуть старше остальных прибывших. При виде меня спорщики замолкают. Только я намереваюсь обратиться к комбату, как входит старшина. Капитан ему приказывает:

— Позаботьтесь об этих офицерах.

— Слушаюсь, товарищ капитан. Не разместить ли их в палатке за ангаром, где штаб части?

— Нет! Только в подразделения, куда они назначены.

— Товарищ капитан, — обращается к комбату тот, что чуть старше других, — а как бы в баньке помыться с дороги?

Капустин, ухмыляясь, отвечает:

— Устроим. Жуков, выделите офицерам по две шайки воды. А вы, Якушин, попросите старшего лейтенанта Воробьева построить взвод. Через десять минут я подойду.

— Товарищ капитан, старшего лейтенанта положили в санчасть. У него дизентерия, — докладываю я.

— Тогда сами постройте!

Я выхожу из штаба вслед за офицерами. Самый молодой из них, оглядываясь окрест, восклицает:

— И в такой стороне я вынужден служить, гробить свои юные годы! Ой, братцы, меня уже тоска берет! — и падает на землю.

Жуков поворачивается к нему: