Антология-2 публикаций в журнале "Зеркало" 1999-2012

В СССР даже существовал особый закон творчества: пока художник или поэт живет в собственном вакууме, он может писать. Как только он вступает в противоборство с окружающим — его силы иссякают, и его не надо судить за бесплодие и за последующие за бесплодием пьянство, разврат, наркотики и различные виды самоубийства. Такова внутренняя духовная конъюнктура Совдепии. А тут заодно «холодная война», постепенный поэтапный проигрыш в ней СССР и социальный заказ Запада на антисоветскую литературу. Много, очень много советских писателей, загодя почуяв смену хозяев, стали работать на «тамиздат», переправляя посредственные рукописи на Запад. Конечно, опять еврейская проблема, масса советских писателей-евреев на Западе, в США, в Израиле. Самые умные из них — бесстрастные свидетели чудовищного времени и чудовищной катастрофы.

А большинство плыло по течению в СССР, плывет по течению и на Западе. Исключением среди русскоязычных еврейских писателей являются «проклятые» писатели — люди, пишущие о том, о чем не принято писать ни в России, ни на Западе. Но их имена не на слуху, их не пропагандируют, мало издают, и они фактически не прорываются в постсоветскую Россию. В зубах навязла совсем другая обойма обкатанных на «Свободе» авторов.

Новая Россия не освободилась от большевизма, трансформировавшаяся номенклатура создала новые табу, новую, еще более жесткую цензуру, и поэтому оригинальные голоса в России почти что не слышны. В России нет независимой прессы. Пресса четко разделена по партиям, и для того, чтобы печататься, надо примыкать к одной из враждующих стай.

Есть среди еврейской интеллигенции и странное, очень странное направление Люди, его исповедующие, считают, что Россия духовно умерла, что они, еврейские интеллигенты, призваны заменить русскую культуру, заменить русских дворянских писателей и поэтов. Они подражают великим русским прозаикам, философам, религиозным мечтателям, идут в православные священники и иерархи, они всерьез считают себя продолжателями поэзии «серебряного века». От этого своеобразного движения веет эпигонством, дендизмом и не очень большим умом.

Серьезный еврейский литератор интересен тем, что он еврей, долго живший в России, усвоивший русскую культуру, полюбивший ее и тем не менее оставшийся евреем, пишущим по-еврейски. Таким человеком был Жаботинский, которого я с удовольствием читаю. Таким же писателем был Нахман Бялик. Но они — духовные дети старой России, а где такой еврейский писатель в советский период? Тот же Бродский по большому счету — пародия на современного Пушкина или же, если хотите, Ахмат Иосифович Аннов Вот некоторая ранняя «эсеровская» проза Шкловского очень живая, но он не продолжил, знал, что наверняка расстреляют. А зачем девяностолетний старик Катаев имитировал своего учителя Бунина в стиле «мовизма»?

В Германии, кое-как переварившей нацизм, появилась живая независимая литература. Тот же дезертир из вермахта Вольфганг Кеппен написал три живых романа о послевоенной Германии. Романы, совершенно никому в Германии не удобные. Многие немецкие писатели, хорошо начавшие одновременно с Кеппеном, потом были отравлены награбленным немцами золотом, обеспечившим «экономическое чудо», взошедшее на эсэсовских дрожжах золотых коронок убитых в Восточной Европе поколений Морально «жирная» Германия смердит так же, как и «голодная» Россия — все очень уж быстро закрыли глаза и сделали вид, что все срочно «исправились» и стали хорошими демократами и гуманистами.

А у нас и «Голый год» Пильняка, и «Россия, кровью умытая» Артема Веселого — все-таки насквозь красные опусы, но они были для своего времени относительно независимые. А дальше? Где глубокий оригинальный срез всего нашего, почти столетнего, опыта7 Быть может, блестящие словесные опусы Холина, Сапгира, Айги? Но это же все априорно камерно, хотя и талантливо. Или же романы Саши Соколова? По сравнению с маразменным размахом прежних русских писателей все это «не тянет». Это все хорошо, но это деревянные будки на развалинах Парфенона и Фив Разрушен, быть может, до конца разрушен русский оценочный аппарат окружающего мира.

Хрусталик лошади или мухи видит иначе, чем глаз человека. Был особый независимый русский взгляд на окружающее, то, что делало русскую литературу оригинальной и интересной для других европейских культур. Все пишут, оглядываясь, заранее думая: «А где я найду издателя, как к этому отнесутся в Париже или Нью-Йорке?», а раньше романисты-помещики сидели в своих имениях и писали все, что им придет в голову, и не боялись даже власти своих неограниченных монархов, посадят в Петропавловку или не посадят. Писал же Достоевский о Толстом, когда тот упрекал его в спешке, что ему хорошо в своем имении писать не спеша, а ему, Достоевскому, кушать надо, издатель за спиной дышит. Главное, что было ценно в нашей прежней великой дворянской прозе, -это ее величайший эгоцентризм.