Антология альтернативной литературы 1. Альманах

– Да, это сложный товар…

Вот посмотри. Мы сидим, кушаем, говорим слова, потом вы ничего не скажете, хотите уехать.

Пусть говорят: «От Аюпа гости убегают, Аюп гостей не встретил, не проводил, плохо угощал, плохо принимал, гости бегут».

Пусть. Я потерплю.

Но я не понимаю, зачем приехать, покушать, ничего не сказать и уехать? Значит, ты не хочешь дела делать?

Ты мне говоришь: «У меня кэш нет, у меня деньги на карте». Чтобы я знал. Это значит – Аюпу верить нельзя, про это Аюпу за столом говоришь.

Пусть. Я потерплю.

Но я не понимаю опять.

Зачем тогда нечистый девка карту давать, чтобы она ночью по городу бежала, твой деньги брал? Тогда нужно с нечистый девка дела делать, а не с Аюпом. Аюп старый, он не понимает такие вещи. Может, теперь в Москве так дела делают, я не знаю. Если так – пускай так. Я не умею так.

В голосе и на лице Аюпа не было ни тени усмешки или иронии. Спокойное лицо с выражением вежливой скорби, так сидят на поминках дальние родственники.

Серёга сидел красный, опустив голову и сжав кулаки.

– Ты думаешь – Аюп слова крутит, обидеть вас хочет. Не хочет. – Аюп бросил в рот пару изюмин, отряхнул пальцы. – Не хочет. Я не понимаю.

А когда я не понимаю, я сложный товар не могу отдать. Вдруг ты Самарканд на базар сядешь, начнёшь товар стаканами продавать? Милиция подойдёт, спросит: «Чей товар?», ты скажешь: «Аюп давал». Зачем мне это нужно?

В дороге разные вещь может быть – полиция, милиция, пограничники, собаки, таможня. Много сложный вещь может быть. В такой сделке все партнёры должен понимать друг друга.

А когда я не понимаю, я не верю. А когда я не верю – я закрываю сделку.

Сергей молчал. Голову он так и не поднял.

Молчал и Аюп.

Мушкалишо сидел за соседним столиком, стерёг каждое движение Аюпа, как хорошо обученная овчарка.

Прошла минута. Вторая.

Официант принёс суп, Мушкалишо остановил его жестом. Официант встал поодаль, не приближаясь. Ждал.

Прошло три минуты.

Аюп щурился на далёкие горы. Официант смотрел прямо перед собой. Не переминаясь, не облокачиваясь.

– Что это за трава? – спросил я у Мушкалишо, чтобы прервать тяжёлую паузу. Показал на высокую – по грудь – траву, сплошным зелёным ковром лежащую на обрывистом склоне площадки. Мощный, как у бамбука, стебель и густые пушистые метёлки. – Необычная трава. Как кустарник.

Мушкалишо покосился на Аюпа. Очевидно, уловил незаметный знак, позволяющий ему говорить. – Дарахт. «Трава-дерево». Называется – дарахт.

– Прошу прощения, – сказал Серёга, поднимая глаза. – Мы… не подумали, что наши действия будут так поняты. Это мой косяк, я больше не допущу такого. Простите нас за проявленное неуважение. Но к товару и сделке я отношусь с полной ответственностью. Я прошу Вас, Аюп… Аюп-муаллим. Не закрывайте сделку.

Аюп внимательно посмотрел на Серёгу. Снова замолчали.

Потянулась длинная тяжёлая минута. Вторая.

– Хорошо. Может казаться, что мы не выполняем своих обещаний. Я продам товар. Всегда лучше решить дело миром, чем уйти с обидой. Но особой цены теперь не будет. Цена – как для всех. И десятую часть отдадите Алишеру. Это справедливо? Если нет – скажите.

Серёга кивнул.