Антология Фантастической Литературы

— Ответь мне! — просила я. — Да ответь же! Что все это значит?

Но он не отвечал. Я обняла его и, разрыдавшись, припала к его груди; позабыв про стыд, я целовала его губы, словно какая-то кинозвезда. Над головой у мена порхала стайка канареек.

В то утро Антонио глядел на Руперто с ужасом. Теперь-то я понимаю, что Антонио виноват вдвойне; стремясь замести следы своего преступления, он заявил — сначала мне, а потом и во всеуслышание: «Руперто сошел с ума. Он думает, что ослеп, но на самом деле видит не хуже нас с вами».

Подобно тому, как в очах Руперто померк свет, в нашем доме померкла любовь. Видимо, без его взглядов она существовать не могла. Наши посиделки в патио утратили свою прелесть. Антонио ходил мрачнее тучи.

— Безумие друга ужаснее, чем его смерть, — приговаривал он. — Руперто прекрасно все видит, но считает себя слепым.

А я, задыхаясь от гнева и, наверно, от ревности, думала, что дружба для мужчины гораздо важнее любви.

Оторвавшись от губ Антонио, я вдруг заметила, что канарейки вот-вот вопьются ему в глаза. Тогда я заслонила его собой, своими волосами: они у меня густые и накрыли его лицо, будто одеялом. Я велела Руперто закрыть дверь и окна, чтобы в комнате стало совсем темно и канарейки уснули. Ноги у меня болели. Сколько времени я так просидела? Бог весть. Постепенно до меня доходил смысл страшного признания. А когда дошел, я в исступлении, в горестном исступлении припала к мужу. Ведь я поняла, как ему было больно, когда он замышлял и приводил в исполнение свой хитроумный план, решив с помощью яда кураре и стайки маленьких пернатых чудовищ, которые, как преданные няньки, выполняли любую прихоть Антонио, принести в жертву любви и ревности глаза Руперто и свои собственные, чтобы им, бедняжкам, впредь было неповадно смотреть на меня.

Томас Бейли Олдрич

Одинокая женщина и ее душа

Женщина сидит в доме одна. Она знает, что в мире никого больше не осталось — все люди, кроме нее, умерли. Вдруг раздается стук в дверь.

«Сочинения», т. 9, с. 341 (1912)

Юджин О’Нил

Крест на карте

Действующие лица

Капитан Исайя Бартлет

Нэт Бартлет, его сын

Сью Бартлет, его дочь

Доктор Хиггинс

Силас Хорн, старпом, Кейтс, боцман, Джимми-Гаваец, гарпунщик } со шхуны «Мэри Эллен»

Сцена. «Каюта» капитана Бартлета — комната в самой верхней, напоминающей маяк, части дома, расположившегося на высокой точке калифорнийского побережья. Внутри помещение обставлено как каюта капитана дальнего плавания. На переднем плане слева — иллюминатор. Чуть дальше — ступени трапа. Еще дальше — два других иллюминатора. На заднем плане слева — комод с мраморной столешницей. На нем — корабельный фонарь. В глубине сцены в центре — приоткрытая дверь, ведущая к лестнице вниз, в основную часть дома. Справа — двери, у стены — койка с наброшенным одеялом. На правой стене — пять иллюминаторов. Прямо под ними — деревянная скамья. У скамьи — длинный стол и два стула с прямыми спинками; один стоит перед столом, другой — левее. На полу — дешевый темный половик. В потолке — окно, занимающее пространство от двери до противоположной стены. В правом углу окна корабельный компас. От нактоуза[93] сверху падает свет и, проникая в комнату, отбрасывает на пол округлую колеблющуюся тень.

События относятся к осени 1900 года. Ясная ветреная ночь, самое ее начало. Лунный свет, рассеянный ветром, завывающим в скрипучих уголках старого дома, не спеша вползает в иллюминаторы и, как осевшая пыль, круглыми нашлепками покоится на полу и на столе. Навязчивый однообразный рокот прибоя, слегка приглушенный, доносится с пляжа внизу.