Антология исследований культуры. Символическое поле культуры

Серьезная дезорганизация социокультурной системы может быть вызвана воздействием любой силы или комбинации сил, которые выводят систему из равновесия. Некоторыми из этих сил являются: изменения климата или фауны, подрывающие экономическую основу ее существования; эпидемии, колоссально изменяющие структуру населения; войны, истощающие человеческие ресурсы общества или приводящие к поражению и вторжению врага; внутренний конфликт между заинтересованными группами, приводящий к тому, что по меньшей мере одна группа оказывается в крайне ущемленном положении; и, что очень типично, ощущение подчиненности и неполноценности в отношениях с соседним обществом. Последнее, в большей или меньшей степени используя принуждение (или даже вообще без принуждения, как, например, в таких ситуациях, когда сам пример доминантного общества вызывает завышенный уровень устремлений), побуждает к некоординированным культурным изменениям. В условиях дезорганизации система, по крайней мере с точки зрения некоторых ее членов, неспособна обеспечить возможность надежного соблюдения некоторых ценностей, считающихся существенно важными для сохранения благополучия и самоуважения. Лабиринтная структура разочаровавшегося в культуре человека представляет собой, соответственно, образ такого мира, который либо непредсказуем, либо убог в своей простоте, либо и то, и другое. Настроением такого человека (в зависимости от конкретной природы дезорганизации) будет паническая тревога, стыд, вина, депрессия или апатия.

Пример дезорганизации, о которой идет речь, показали две тысячи индейцев сенека, проживавших в конце XVIII в. на территории штата Нью-Йорк. У этого народа высшая ценность придавалась представлению об абсолютно свободном и автономном индивиде, неподвластном тяготам и невзгодам – как своим, так и чужим – и безразличном к ним. Такой индивид был способен полностью отдаваться эмоциональным порывам, но в момент кризиса добровольно подчинял собственные желания потребностям своего сообщества. Этот эго-идеал был центральным в организации личности, особенно у мужчин. Мужчины определяли роли, связанные с охотой, военным делом и политикой, как условия осуществления этой ценности; образами мужского успеха были, таким образом, стереотипы «хорошего охотника», «храброго воина» и «лесного вождя». Однако 43 года – прошедшие с 1754 г., когда началась французско-индейская война, до 1797 г., когда сенека продали свои последние охотничьи угодья и стали жить главным образом в границах крошечных обособленных резерваций, – принесли с собой такие изменения в их ситуации, которые сделали достижение этих идеалов практически невозможным. Хороший охотник не мог более охотиться: дичи было крайне мало, и было почти самоубийственно опасно уходить далеко за пределы резервации посреди многочисленных враждебно настроенных белых людей. Храбрый воин не мог более сражаться, лишенный нормального снабжения и брошенный на произвол судьбы своими союзниками; его женщинам и детям грозила растущая военная мощь Соединенных Штатов. Лесной вождь стал объектом презрения, и это разочарование было, возможно, самым разрушительным из всех. Ирокезским вождям почти столетие удавалось стравливать друг с другом англичан и французов, а затем американцев и англичан, вымогая у обеих сторон продовольствие и гарантии территориальной безопасности. Они поддерживали широкую систему альянсов и гегемонии с окружающими племенными группами. И вот они внезапно оказались лишены своего могущества. Белые люди не отзывались более с уважением о Лиге ирокезов; а их западные индейские вассалы и союзники считали их трусами за то, что они заключили мир с американцами.

Первая реакция сенека на прогрессирующую социокультурную дезорганизацию была квазипатологической: многие стали пьяницами; вырос страх перед колдунами; терзаемые раздорами фракции были неспособны выработать общую политику. Однако в 1799 г. набрало силу движение возрождения, базирующееся на религиозных откровениях, обнародованных одним из разочарованных лесных вождей, неким Благородным Озером, который проповедовал кодекс стандартизированной религиозно-культурной реформы. Распитие виски было объявлено вне закона; предполагалось искоренение колдовства; должны были быть отброшены прочь устаревшие ритуалы и преобладающие грехи. Вдобавок к тому, следовало осуществить разнообразные синкретические культурные реформы, равносильные переориентации социально-экономической системы, в том числе привлечь мужчин к занятию сельским хозяйством (которое было до той поры женским делом) и сконцентрировать родственные обязательства в пределах нуклеарной семьи (вместо клана и линиджа). Общее принятие Кодекса Благородного Озера, произошедшее в считанные годы, принесло чудесные на внешний взгляд перемены. Вместо деморализованных трущоб, затерянных посреди дикой природы, выросла группа трезвых, благочестивых, частично грамотных и технологически современных сельскохозяйственных сообществ.