Читаем Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах полностью

В начале шестидесятых вышли первые сборники рассказов А. Б. Иехошуа, Аарона Аппельфельда и Амоса Оза, трех ведущих современных израильских прозаиков. Переход от реалистической к лирической прозе в шестидесятые годы заметен в творчестве писательницы Иеудит Гендель, чьи первые сборники рассказов начали выходить еще в пятидесятые годы («Они другие люди», 1950, и «Улица ступеней», 1956). Сборник ее рассказов «Мелкие деньги» (1988), из которого взят короткий рассказ «Низко, у самой земли», вызвал пламенные отклики критики и принес писательнице престижные литературные премии. Подобно Иеудит Гендель, Амалия Кахана-Кармон принадлежит по возрасту к поколению писателей сороковых-пятидесятых годов, однако первый сборник ее рассказов вышел только в 1966 году, так что, с точки зрения литературного поколения и стилистики, она принадлежит к писателям «поколения государства».

Израильская литература шестидесятых годов свидетельствует о том, что идеал добровольного служения и самопожертвования заметно потускнел. Шок Катастрофы, усталость от непомерных усилий по созиданию государства, его защита в Войне за независимость и абсорбция иммигрантов сделали свое дело. Помимо того, воспитанники сионистской романтики не могли примириться с серой действительностью, с мелочностью новой бюрократии, с повсеместным соперничеством и эгоистическими заботами. Так нарождалась духовная реальность отрезвления от высоких мечтаний. Параллельно изменилась читательская оценка писателей: снова стали любимы Бердичевский, Гнесин и Агнон (который в пятидесятые годы все еще был творчески активным). В перемены внесли свой вклад и литературные критики, получившие образование в Европе, как Барух Курцвайль и Беньямин Грушовский (Харшав), или Америке, как Шимон Галкин. Они культивировали модернистскую ориентацию.

Для прозы шестидесятых годов характерно существенное изменение во взгляде на действительность и в характеристике образов: вместо опыта документально-объективного просвечивания общественно-исторической действительности перед нами странствие во внутреннем мире писателя, следование за движениями души. Меньше внешних событий, меньше второстепенных образов, больше внутренних монологов и других средств изображения внутреннего мира: сны, символы, построение материала действительности в моделях параллелизма и контраста, организация текста вокруг лейтмотивов. Эти средства знаменуют попытку выразить мир подсознания героя (вслед за Гнесиным и Агноном). Экзистенциальные тупики героев и выходы из них носят личностно-универсальный характер, а не возникают и не разрешаются в соответствии с положением народа и государства. Образы выражают глубокое одиночество, отчуждение, искушенность в зле, насилии, следовании инстинктам. Косвенно или прямо ставятся под сомнение энтузиастические идеалы Эрец-Исраэль: вера в товарищество, в близость к природе, в служение народу и родине. Это литература, выражающая беспредельную усталость, тяготение к смерти, ощущение ее постоянного присутствия — и именно на фоне Иерусалима, трудового поселенчества, убогих будней людей, уцелевших в Катастрофе.

Рассказ об ивритской драматургии можно начать только с шестидесятых годов. Хотя театр на иврите «Габима» работал еще в двадцатые годы в Советской России, а затем в Эрец-Исраэль, да кроме него были основаны и другие театры, лишь немногие спектакли, которые шли на их сценах, ставили оригинальную ивритскую пьесу. Первые пьесы на иврите были посвящены историко-библейским темам, их язык был высоким, а то и напыщенным. После основания государства в театре воцарилось соцреалистическое направление и появились инсценировки романов Моше Шамира, Игаля Мосинзона, Аарона Мегера и Ханоха Бартова. Огромный успех выпал на долю Нисима Алони, первым начавшего писать поэтические, нереалистические пьесы. Йосеф Бар-Йосеф и Ханох Левин также пишут пьесы поэтического, характера, хотя Бар-Йосеф, чья драматургия воплощена на сценах многих городов России, связан с традицией Гоголя и Чехова, в то время как Левин пишет в духе «черного театра», близкого к французскому театру абсурда. Спрос на политические спектакли, растущий под влиянием средств массовой информации, диктует предпочтения самих театров, и с этим вынуждены считаться современные драматурги Израиля.

Израильская литература переживает постмодернистский период: то, что считается периферийным в обществе и культуре, привлекает ее внимание и осваивается ею, тогда как базисные общественные установки, включая веру в справедливость сионизма, она подвергает сомнению. Изображаемые ею крайние душевные состояния представляют искаженную действительность и дробят текст на осколки, которые читателю порой трудно соединить в целое.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Япония: язык и культура
Япония: язык и культура

Первостепенным компонентом культуры каждого народа является языковая культура, в которую входят использование языка в тех или иных сферах жизни теми или иными людьми, особенности воззрений на язык, языковые картины мира и др. В книге рассмотрены различные аспекты языковой культуры Японии последних десятилетий. Дается также критический анализ японских работ по соответствующей тематике. Особо рассмотрены, в частности, проблемы роли английского языка в Японии и заимствований из этого языка, форм вежливости, особенностей женской речи в Японии, иероглифов и других видов японской письменности. Книга продолжает серию исследований В. М. Алпатова, начатую монографией «Япония: язык и общество» (1988), но в ней отражены изменения недавнего времени, например, связанные с компьютеризацией.Электронная версия данного издания является собственностью издательства, и ее распространение без согласия издательства запрещается.

Владимир Михайлович Алпатов , Владмир Михайлович Алпатов

Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука / Культурология