120. Этот философ [Антисфен] был человеком хвастливым и заносчивым. Когда какой-то наглец дал ему пощечину, он написал на своём лбу, как на статуе, имя своего обидчика, чтобы ещё хлеще его изобличить (Схолии к Григорию Назианзину у Буассонада).
127. Нельзя считать достоверными слова Антисфена, который родился в Аттике, о том, что, отправляясь из Афин в Лакедемон, ты переходишь как бы из женской половины дома в мужскую (
128. Как говорили, [он был) незаконнорождённый. С этим связан его ответ на чью-то насмешку: «И матерь богов — фригиянка» (Диог. Лаэрт., VI, 1).
129. И сам Антисфен с презрением говорил об афинянах, кичившихся своим происхождением, что они ничуть не благороднее улиток или кузнечиков (Там же).
Декламации[85]
1
Я хотел бы, чтобы нас судили те, кто участвовал в сражениях. Я понимаю, что мне следовало бы молчать, но зато вот этот не знает устали в речах. Ныне тех, кто всё это сам пережил, здесь нет. Вы же собираетесь судить, сути дела не ведая. Какая же справедливость может восторжествовать, когда судьи фактов не знают, а только слушают речи?2
А дело родилось из деяния. Итак, тело Ахилла спас и унес я, а он — доспехи, понимая, что троянцы будут скорее пытаться захватить тело погибшего героя, чем его доспехи. Если бы они овладели трупом, то надругались бы над ним, отомстив за Гектора. Что же касается доспехов, то они не стали бы посвящать их богам, а спрятали подальше.3
Опасаюсь этого доблестного мужа, который уже раньше однажды ночью святотатственно похитил у них из храма статую богини и показал её ахейцам, словно свершив достославный подвиг. Я хочу получить оружие Ахилла, чтобы отдать его друзьям, а он — чтобы продать, ибо воспользоваться им, пожалуй, не посмеют. Ведь ни один трус не станет сражаться прославленным оружием, потому что понимает, что трусость его выдаст само оружие.4
Дело обстоит примерно так: цари, командовавшие сражением, охотно предоставили другим право выносить решение о доблести, а вы, ничего не зная, обещаете вершить суд по поводу того, чего не знаете. По моему же мнению, ни один царь, действительно способный судить о доблести, не поручил бы этого дела другим, подобно тому как опытный врач никогда не доверил бы другому поставить больному диагноз.5
Если бы у меня возник спор с человеком, похожим на меня, то проигрыш дела для меня ничего бы не значил. Но теперь нет двух людей, которые бы больше отличались друг от друга. Ведь этот ничего не делает явно, я же ничего бы не посмел сделать тайно. Я бы не вынес ни малейшего оскорбления или насилия, а этот разрешил бы себя даже повесить, лишь бы получить какую-нибудь выгоду.6
Это он позволил рабам нанести ему удары бичом, бить палками по спине и кулаками по лицу, а потом, обрядившись в лохмотья, ночью проник во вражеский город и, ограбив храм, улизнул. И это он вновь согласится делать, да и других, пожалуй, станет убеждать, говоря, как прекрасно всё было сделано. После всего сказанного этот негодяй и святотатец хочет получить доспехи Ахилла?!7
Слушайте мое слово вы, ничего не знающие судьи: когда вы выносите свой приговор, больше внимания обращайте на дела, а не на слова. Ведь и исход войны решается не словом, а делом. И с врагами нужно не состязаться в речах, а или побеждать сражаясь, или покоряться молча. Старайтесь судить хорошо, и тогда вы узнаете, что слово по сравнению с фактами не имеет никакой силы и но из-за недостатка фактов говорятся долгие и многословные речи, а пользу принесёт вам не тот, кто речист.8
В противном случае говорите, что не понимаете того, что говорят, а уходите или же судите по справедливости. Обо всём этом нужно говорить громко, а не шепотком, чтобы вы знали, что и тем, кто судит, если они поступают неправедно, воздаётся по справедливости. Потом, может быть, вы поймёте, что заседаете здесь не как арбитры речей, а как люди, имеющие убеждения.9
Я предоставляю вам право решать относительно меня и моего дела, но обо всём — запрещаю, особенно относительно человека, который прибыл под Трою не добровольно, а против своей воли[86], да и обо мне, который всегда впереди один и сражается не под защитой стен.1
Не к одному тебе только обращена моя речь, ради которой я поднялся, но и ко всем остальным. Ведь для нашего войска я сделал больше, чем все вы, вместе взятые. Об этом я сказал бы даже при жизни Ахилла, а сейчас говорю это вам после его смерти. Нет ни одной битвы, в которой я не сражался бы вместе с вами, но никто из вас не разделял со мной всех моих опасностей, никто. Но в общих сражениях, даже если бы вы и нехрабро сражались, ничего страшного не случилось бы.2
Если я благополучно выбирался из опасностей, которые выпали на долю только мне, всё это шло на пользу тому делу, ради которого мы сюда прибыли; если бы мне пришлось плохо, вы лишились бы в моём лице единственного в своём роде мужа. Мы пришли сюда не для того, чтобы воевать с троянцами, а чтобы вернуть Елену и взять Трою.