Несколько дней спустя он сам завтракал у Алкивиада, как вдруг налетела огромная птица и перевернула блюдо с едой. Сократ отвернулся, как бы испытывая стыд, и перестал есть. Тогда Алкивиад засмеялся и спросил: не потому ли он не завтракает, что пролетела птица и всё свалила. Он ответил: «Конечно. Ведь накануне, когда Ксантиппа перевернула стол, ты не захотел есть, так теперь, думаешь, я стану есть, когда птица перевернула блюдо? Может быть, ты полагаешь, что она чем-нибудь отличается от глупой птицы? Если бы свинья перевернула стол, ты не стал бы сердиться, — продолжал он. — А если бы это сделала жена с нравом свиньи, то не потерпел бы?»
Человеку, думающему, что изгнание отрицательно влияет на умственные способности, было бы, как мне кажется, полезным привести сравнение из области искусств.
В самом деле, во время пребывания на чужбине человек не начинает хуже играть на флейте и не разучивается исполнять свою роль в театре. Так же обстоит дело и со способностью принимать правильные решения. А тому, кто считает изгнание вредным по какой-либо другой причине, нужно только напомнить слова Стильпона[125]
, о которых я уже раньше вспоминал: «Каких, по твоему мнению, благ лишает человека изгнание — духовных, телесных или внешних? Может быть, оно лишает его благоразумия, способности правильно мыслить или делать добрые дела?» — «Конечно, нет». — «Тогда, возможно, оно отнимает у него мужество, чувство справедливости или ещё какую-нибудь добродетель?» — «Нет», — «Может быть, что-нибудь из телесных благ? Но разве на чужбине нельзя быть таким же здоровым и сильным, обладать таким же острым зрением и слухом (а иногда даже более острым), как на родине?» — «Конечно, можно». — «Не внешних ли благ лишаются люди в изгнании? Но разве мы не наблюдали, что у многих, после того как они становились изгнанниками, дела в создавшихся обстоятельствах складывались гораздо лучше? Разве Феникс, изгнанный Аминтором из Долонии, не бежал в Фессалию?»И всем известный Фемистокл сказал: «Дети, мы погибли бы, если бы не погибли»[127]
. Подобных примеров сколько угодно. Каких же благ лишает человека изгнание, причиной каких несчастий оно является? Что касается меня, я этого не знаю. Это мы сами часто себя закапываем, независимо от того, находимся ли мы в изгнании или на родине.— Тебя не поставят у власти, ты по будешь пользоваться доверием и свободой слова.
— Но некоторые изгнанники становятся начальниками городской охраны на службе у царей и даже правителями целых народов, получая богатые подарки и доходы. Разве изгнанный из Италии известный Ликин не был у нас губернатором и не стал доверенным лицом Антигона, а мы, находясь у себя дома, не подчинялись ли приказам Ликина? Ну а Гиппомедон из Лакедемона[128]
, которого поставил ныне правителем Фракии Птолемей, или афиняне Хремонид и Главкон[129], разве они не его ближайшие помощники и советники? Это тебе не какие-нибудь примеры из древней истории, а наша действительность. И разве в конце концов его не поставили во главе огромного флота и не доверили громадную сумму денег, которой он мог распоряжаться по собственному усмотрению?— Но в своей собственной стране изгнанники не могут стоять у власти.
— Да, но этого не могут делать и женщины, которые сидят дома, и дети, и вот эти мальчики, и глубокие старики. Но разве они от этого страдают? Может быть, они огорчаются из-за того, что они не евнухи и поэтому не участвуют в свите матери богов Кибелы? Не всё ли равно — быть правителем или жить как частный человек? Ты правишь многими (или немногими) взрослыми, а я руковожу несколькими детьми и в конце концов просто осуществляю власть над самим собой. Ведь одним и тем же опытом овладевают как многие, так и каждый в отдельности: и государственный деятель, и тот, кто берётся построить дом, и на чужбине, и дома. Одна и та же рассудительность нужна как правителю государства, так и частному лицу.
— Что будет, коли я не стану править, а буду жить частной жизнью?
— Но ты не сумеешь вести частную жизнь.