Антология осетинской прозы

Наверное, враг не придумает для человека столько горя и несчастий, какие нарисует воображение. В полдень я уже решил, что Оксана больше не встанет. Оставив людей в поле, я вышел на дорогу. В сторону Архонки двигался грузовик, полный пшеницы. Он проехал мимо: шофер даже не взглянул на меня. Но, на мое счастье, на повороте машина остановилась, я в момент догнал ее, влез в кузов и повалился на пшеницу. Ни шофер, ни человек, сидевший рядом с ним, не заметили этого. Так я доехал до станицы и, спрыгнув на повороте, поспешил в сторону кладбища, откуда я обычно добирался до огорода Оксаны. Представляете себе мой ужас, когда я увидел, что несколько человек копают могилу!

Ноги мои подкосились, я не мог двигаться и опустился на землю. Кончилась моя жизнь… Теперь только я понял, что такое настоящая любовь. Нет ее, моей любимой, — нет и меня; не для чего утром вставать, ходить на работу, есть, одеваться… Пустота кругом, а внутри — только измученная совесть и черная тоска.

Наверное, я так бы и сидел, не вставая, но почувствовал, что меня всего обжигает. Муравьи — вот кто пришел мне на помощь! И вдруг мелькнула надежда… Вернее, слабая искорка надежды… Вдруг не для нее, не для Оксаны, копают могилу? Пойти и спросить…

Но было страшно: а если они скажут то, что я так боюсь услышать…

Один из копавших отошел от других, подошел ближе ко мне. Замирая, заставил я себя произнести:

— Кто умер?

Парень провел тыльной стороной ладони по лбу, стряхнул пот и ответил:

— У Сердюковых вчера старушка померла…

Я схватился за голову, радостно взвыл, потряс парня за плечи, захохотал и со всех ног бросился в сторону огорода Оксаны…

Вслед мне неслось:

— Псих какой-то!

— Чему он обрадовался? Вот люди…

— Братцы, куда он припустил?

Снова ярко засияло солнце, небо, оказывается, было чудесного голубого цвета, и даже на кладбище было очень красиво-тенистые густые деревья, оградки, — все мне нравилось, все казалось милым, прекрасным. И сам я, несмотря на усталость, бессонную ночь, стал легким и быстрым, как Батраз [37]. Вмиг домчался я до огорода, перемахнул через плетеный забор, добежал до села. Не знаю, откуда появилась у меня такая смелость, но, увидев во дворе мать Оксаны, я замахал ей рукой и в момент оказался около нее.

— Как она? — еле выдохнул я. — Мамаша, как Оксана?

— Лучше ей, лучше, — радостно закивала мать.

По ее доброй улыбке я понял, что Оксана ничего не сказала ей…

— А что же в дом не зайдете? Чем в кустах-то прятаться…

Надо же! Откуда она знала, что я прихожу и скрываюсь в саду?

Не в силах больше сдерживаться, я обнял мать Оксаны, прижался головой к ее плечу:

— Правда, мне можно зайти?

— Почему же нет? Идем, я провожу…

Как во сне пошел я за ней. Оксана, укутавшись до подбородка, лежала на кровати. Я сразу заметил, что она очень похудела и побледнела, но синие глаза ее показались мне еще больше и ярче. Она улыбнулась, и мне показалось, будто кто-то собрал в совок тысячу солнц и брызнул ими мне в лицо. За эту улыбку я бы пронес мою Оксану на руках по всем горам нашей Осетии.

А сказать я смог только одно:

— Оксана…

— Садись, садись, — мать поставила стул около кровати и вышла; наверное, она все поняла.

— Оксана… Пожалуйста, не сердись… Я — очень глупый, ненормальный… Но я… Так люблю тебя…

— Любишь, говоришь… — Оксана сурово посмотрела на меня, улыбка ее исчезла. — Кто любит, тот так не поступает.

Я схватился за голову и стал в отчаянии раскачиваться:

— Оксана… Поверь… Я — нечаянно, честное слово, не хотел… Сам не знаю, как это вышло… Я так тебя люблю!

Она пристально посмотрела на меня, опять улыбнулась, к снова я стал счастливым и смелым.

— Пожалуйста, если согласна, как только встанешь… Выйдешь за меня?

В комнату вошла мать. Она несла графин с вином и еду.

— Мама… мама… — Оксана вынула руку из-под одеяла и положила ее на плечо матери. — Послушай, что он говорит…

Мать улыбнулась и вопросительно посмотрела на меня.

— Мамаша… — у меня перехватило в горле, но я справился с собой и отважно произнес: — Я люблю вашу дочь. Если я гожусь вам в зятья, то…

— Об этом надо спросить ее, а не меня, я что же…

Сияющее лицо дочери дало ответ.

— Ну вот, поправится, тогда…

— Как только поправится, приеду с друзьями!

…Есть такое выражение — крылья радости. Когда оно встречалось мне в книгах, я думал — глупости, какие такие крылья радости! А тогда я поверил, что они есть, потому что на них и понесся к себе домой… И сейчас не хожу, а летаю, и даже не очень хорошо понимаю, что со мной делается…

…Вы смеетесь надо мной, друзья? Ну что же, я ведь сразу признался, что я сейчас немного ненормальный! Об Оксане спрашиваете? Поправилась, совсем поправилась! А всех вас прошу на свадьбу!

Перевод М. Блинковой

Тотырбек Джатиев САБЕЛЬНЫЙ ЗВОН Главы из романа

1