Антология осетинской прозы

Бабуца не заметила этих мер предосторожности, и голос ее креп с каждой минутой.

— Что происходит у вас в школе? — гремела она. — Что случилось с Уарзетой Зактаевой. Кстати, она здесь?

— На уроке, — сказал кто-то из учителей.

— Жаль. Я хочу сказать, что не узнаю ее. Раньше я с удовольствием присутствовала на ее уроках, а сегодня не могла высидеть до конца. Вяло, неинтересно, скучно! И что хуже всего, она нервирует учеников. Ребята вздрагивают от ее резких окриков. Вместо того, чтобы объяснить ученику непонятное, она злится и выгоняет его из класса. Что случилось, я спрашиваю? Может ли ни с того, ни с сего хороший способный учитель вдруг сделаться плохим? Нет. Видимо, есть на то причины. У меня сложилось впечатление, что ее незаслуженно оскорбили. Возможно, не обошлось тут и без участия дирекции. Мы любим делать выговоры, почитая себя непогрешимыми администраторами.

Другой бы директор промолчал и отложил бы объяснения, чтобы не ставить инспектора в неловкое положение перед учителями. Но не таков был Казбек.

— Кто же поведал вам такую легенду, позвольте узнать?! — вспыхнув, перебил он Бабуцу. — Назовите его имя, и я отмечу его усердие в приказе!

— Я не пользуюсь услугами чересчур усердных людей, — невозмутимо парировала инспектор. — Просто я знаю вас.

— Нет, вы меня плохо знаете, — не отступал Казбек. — Вот перед вами здесь наш коллектив. Он подтвердит, что на последнем педсовете я хвалил Зактаеву. Но, как видите, напрасно.

Вскочила Тамара, заговорила волнуясь, горячо:

— Дирекция тут ни при чем, товарищ инспектор. Во всем виноват отец Уарзеты — Бека. Он выдает свою дочь замуж за человека, которого она не любит. Он даже не спросил ее согласия. А у нее есть, жених, любимый… Он студент, учится… — Тамара перевела дыхание и продолжала уже спокойнее: — Мы вот с вами обсуждаем, как лучше воспитать свободного человека, достойного нашей великой эпохи… А рядом с нами живут и здравствуют жестокие, тупые, бессмысленные адаты, сохранившиеся со времен рабства и угнетения. И… понимаете, какая чудовищная нелепость!.. Уарзета — образованная женщина, учительница, человек, который должен нести свет и знания молодому поколению, прививать детям чувство уважения к женщине, — сама страдает от рабского преклонения ее отца перед проклятыми адатами. Возможно ли в наше время такое насилие над человеком?! И как должна себя чувствовать Уарзета?

Тамара села.

— Что же вы предлагаете? — спросила Бабуца, взволнованная услышанным.

— Я… я не знаю, — вновь поднявшись, проговорила Тамара. — Но если… но если мы, коллектив учителей, не вмешаемся в это дело, то мы лишим себя морального права воспитывать советских ребят…

— Молодец, — сказала Бабуца, явно любуясь ею. — Ты очень правильно и точно выразилась. А как думает директор?

Казбек встал, надел очки, хотел что-то сказать, но скрипнула дверь — в учительскую вошел высокий худощавый человек — секретарь райкома комсомола Гагудз. Из кармана его пиджака торчала газета. У него была привычка вынимать ее во время разговора и теребить в руках. Возможно, он считал, что это придает ему некоторую солидность.

— А вот и комсомольский вождь! — не без колкости воскликнул директор. — Ну-ка, дорогой, проходи, проходи сюда, тебя-то нам и надо!..

Гагудз достал газету.

— Что это вы так строго со мной? Что-нибудь случилось?

— Если бы случилось, не о чем было бы разговаривать. Но может случиться весьма скверная и неприятная история, если мы с вами не воспрепятствуем.

— Слово любит ясность, — с улыбкой заметил Гагудз.

— Ты прав, — сказала Бабуца. — Мы только что узнали об одном позорном факте. Учительницу Уарзету Зактаеву, комсомолку, отец насильно выдает замуж за нелюбимого человека.

Гагудз хлопнул газетой по колену.

— Я это знаю, потому и пришел сюда. Мы в райкоме полумили заявление, в котором Зактаева все подробно описывает. Кстати, из заявления видно, что о положении Уарзеты хорошо осведомлена секретарь школьной комсомольской организации. Чем, Сона, вы помогли своей подруге? — обратился Гагудз к тоненькой, бойкой на вид девушке.

— Личным сочувствием, — не выдержав, с горькой иронией бросила Тамара и отошла к окну.

Сона смутилась, но только на миг, и тут же нашлась.

— Мы запланировали вынести этот вопрос на обсуждение комитета.

— Точно так же поступает моя квартирная хозяйка, — сказал молодой учитель математики, признанный остряк. — Она день и ночь планирует, как ей приготовить вкусный обед. И плита у нее жаркая, и продукты налицо, а я до сих пор ее обедам предпочитаю консервы.

Сона покраснела и метнула на оратора уничтожающий взгляд.

Гагудз привык к решениям конкретным и определенным. Он сказал:

— Я думаю, надо сделать так. Вы, Казбек, от имени учителей, а Сона — от имени комсомольской организации сегодня же должны поговорить с отцом Уарзеты. Постарайтесь сделать так, чтобы этот старозаветный самодур отказался от своих нелепых требований. Вы, Казбек, человек авторитетный, вам это будет не трудно.

— Тебе тоже не мешало бы сходить, — заметила Тамара.

— Да, почему бы тебе не присоединиться к нам? — подхватил Казбек.