Антология плагиата: от искусства до политики

Если верить критикам, Задорнов с Виктором Пелевиным чем-то похожи друг на друга, если иметь в виду их творчество. Оба были весьма популярны, хотя контингент почитателей не совпадал, и оба становились объектами обвинений в плагиате. Понятно, почему Задорнов вынужден был использовать чужие шутки – да просто собственных шуток не хватало. Но что заставляло Виктора Пелевина заимствовать у других авторов без их согласия?

Понятно, что писатели возмущены подобной практикой. Алексей Панов указывает на то, что Пелевин использовал в «Священной книге оборотня» некоторые сюжетные ходы из книги «Школа сновидений с картой начальных странствий», написанной Пановым. Александр Астраханцев защищает не Панова, а почему-то иностранных авторов:

«Вот пишет своё "Поколение П", "поколение пепси". Но канадский писатель Дуглас Коупленд написал до него "Поколение Х", собственно, о том же. Это ведь калька… Но ведь мало кто знает про первоисточник, посему вся хвала и овации – Пелевину. Или его книжка "Чапаев и Пустота". Смотрю – целые абзацы выдраны просто из Фрейда, Юнга».

Помимо Фрейда и Юнга, в разряд обворованных записывают Лафкадио Хирна и некоего Боруха Щипида. Однако Пелевину вполне справедливо доставалось не только от завистников, но и от литературных критиков. Вот как Андрей Немзер охарактеризовал роман Пелевина «Жизнь насекомых»:

«Философское содержание этого романа способно воодушевить только "дебиловатых гениев на подхвате"».

По мнению других критиков, роман Пелевина «Поколение П» следует переименовать, дав книге следующее название «Сборная книга религиозных легенд, составленная и переработанная Виктором Пелевиным». Можно было бы добавить: «для своих поклонников» – видимо, «гениев» среди них хватает, если книги Пелевина пользуются до сих пор успехом. Немало «гениев» и среди членов жюри литературных премий.

Премиями не был обделён и Михаил Шишкин, писатель-эмигрант, которого Андрей Немзер назвал имитатором, а Лев Данилкин, утомлённый излишне усложнённым текстом рецензируемого автора, посоветовал ему перейти с русского языка на немецкий, который больше соответствует шишкинскому стилю. В отличие от других критиков, Наталья Кучерская предложила вглядеться в то, что написал Шишкин и, прежде всего, ответить на вопрос: «ради чего всё это написано и о чём». Чтобы понять, «ради чего», рассмотрим претензии недоброжелателей.

Виктор Топоров усмотрел подозрительное сходство романа Шишкина «Венерин волос» с тем, что написал другой писатель-эмигрант – Роман Гиголашвили стал автором романа «Толмач», сюжет которого во многом совпадает с сочинением Михаила Шишкина. В отличие от большинства авторов, пострадавших от плагиата, Гиголашвили не высказывал претензий и даже попытался оправдать коллегу-эмигранта, объяснив коллизию совпадением обстоятельств, поскольку оба работали в бюро по приёму беженцев, причём один – в немецком, а другой – в швейцарском офисе.

Но чем объяснить, что в том же романе «Венерин волос» поэт Александр Танков обнаружил сходство в описании деталей быта с мемуарами Веры Пановой под названием «Моё и только моё». Выяснилось, что магазин Иосифа Покорного перекочевал из мемуаров Пановой в книгу Шишкина, прихватив с собой большинство сопутствующих деталей. Как же лауреат осмелился покуситься на чужое!

Понятно, что Шишкину нужны были эти самые детали, а где их взять? Если речь идёт о Москве, можно взять у Гиляровского, если о Ростове – тогда придётся позаимствовать у Пановой. Почему бы нет? Вот если бы он заимствовал мысли, чувства героев чужих произведений… Возможно, что-то и заимствует, когда с явной неприязнью пишет о нынешней России – но тут он далеко не оригинален. Шишкина может оправдать лишь то, что речь идёт всего лишь о малосущественных деталях быта, без которых теряется достоверность описания. Возможно, он украл несколько характерных фраз и оборотов, но вряд ли с этим можно обратиться в суд. Тем более, что Шишкин нашёл оригинальный метод оправдания:

«Я хочу написать идеальный текст, текст текстов, который будет состоять из отрывков из всего, написанного когда-либо. Из этих осколков должна быть составлена новая мозаика. И из старых слов получится принципиально новая книга, совсем о другом, потому что это мой выбор, моя картина моего мира, которого ещё не было и потом никогда не будет. <…> Я делаю литературу следующего измерения».

Кто стал жертвой воровства в следующем измерении, уже известно. Мартын Ганин сравнил тексты романа «Письмовник» Шишкина, опубликованного в 2010 году, и книги Дмитрия Янчевецкого «У стен недвижного Китая», вышедшей в свет более чем за век до этого. И там, и здесь – потерявший ноги молодой солдат, успокаивающая его медсестра Люси и масса других подробностей. Тут налицо явное заимствование, не то, что в коллизии с Пановой, – видимо Шишкин был уверен, что уж Янчевецкого никто не станет привлекать в свидетели позора.