Антология поэтов общежития Ремстройтреста

Вот я вернулся в родную деревню,
Родные тропинки легли под ногой,
Ступаю по ним я так мягко и нежно,
Как ступал когда-то, пять лет назад, крохотным ребеночком.

Опять я иду по знакомому саду,
В знакомые окна врывается свист,
Сквозь ветки мерцают знакомые звезды,
Удивительно похожие на те, что украша —

10/IX-57 г.

ли грудь моего знакомого дела <деда?>, улана лейб —
гвардии гусарского полка, скончавшегося в
годы русско-японской войны от несварения
желудка.

Прошел по тропинке — и вдруг заблистало
отраженное солнце в окно,
Сердце забилось как будто в тревоге,
Собственно даже не забилось, а просто я не —
ожиданно вспомнил, что теперь в нашем
доме, за стенкой, поселился тот самый
чернобородый старик, у которого я украл
прошлой весной парусиновые штаны.

8/XI-57 г.

Огненно Рыжий Завсегдатай (А. А.Осеенко) (1937–1957 г.)

ИНФАРТК МИОКАРДА

Сегодня я должен О.З.
Чтоб завтра до вечера Л.
Мне очень не хочется С.
Но больше не хочется Р.

С утра надо выпить К.Д.
Потом пробежать К.Э.Т.
И то, что П.З.М.Ц.Д.
З.С.У.Б.В.С.А.Т.

9/IX-57 г.

Венедикт Ерофеев из цикла ПУТЕШЕСТВИЕ ВОКРУГ ЕВРОПЫ НА ПАРОХОДЕ «ПОБЕДА»

Гавр

Я, снова опьяненный маем, на опьяняющем фрегате
Встречаю майскую жеманность полупрезрительной гримасой.
Впиваю сладость океана, симпатизируя Пикассо,
И нарочито нелояльно внимаю треску делегатов.

Молле — апофеоз жеманства! Жюль Мок убийственно итожит:
Его агрессия жантильна, как дуновение нарцисса.
А Кристиан, <в> пандан премьеру, пленен кокетством
чернокожих,
Компрометируя Тореза лишь компонентом компромисса…

О! Катастрофа Будапешта была изящным менуэтом,
Она, как декольте Сильваны, срывает русские муары.
Ведь нам служила оппонентом декоративность пируэта.
Для них трагедия Суэца — своеобразным писсуаром.

Я, очарованно загрезив, постиг рентабельность агрессий
И, разуверившись в комфорте республиканского фрегата,
Неподражаемо эффектно сымпровизировал позессив,
Пленив пикантностью Жюль Мока и деликатных делегатов.