Здесь вновь проявляется сущностное отличие научного познания в точном смысле, с одной стороны, от познания в рамках естественного мировоззрения, а с другой стороны, от философии; это отличие редко усматривают достаточно ясно. Философское
познание по своей сущности есть асимволическое познание. Оно ищет бытия, так, как оно есть в себе самом, а не так, как оно представляет себя в качестве голого момента исполнения заменяющего его символа. Таким образом, сама знаковая функция становится для него проблемой. Поэтому в своих исследованиях оно не имеет Права принимать как предпосылку ни существование естественного языка и структуру его значений, ни существование какой-либо искусственной системы знаков. Его предмет – это не мир в речи [beredbare Welt], т. е. мир, уже обязанный допускать возможность однозначного взаимопонимания по его поводу, возможность однозначного определения его содержания в различных актах индивида или различными индивидами, это не содержание мира, которое уже отобрано и расчленено для достижения цели «общезначимой» познаваемости – но само данное, включая все его знаки. Безусловно, для достижения этой цели философия пользуется языком, как в эвристическом смысле, так и для изложения – однако не для того, чтобы с его помощью определить предмет, но лишь для того, чтобы дать усмотреть то, что не определимо никакими символами, поскольку оно уже определено в себе самом и через себя самое. Она пользуется языком для того, чтобы в ходе своих исследований вычеркнуть из своего предмета все то, что фигурирует только как X, исполняющий некий языковой символ и поэтому не дано само. Ведь для естественного мировоззрения мир дан только в качестве исполнения возможных языковых символов. Благодаря тому, что философ ведет решительную борьбу с тенденцией принимать данное только как такое «исполнение», он находит как бы незатронутую языком доязыковую данность; и тем самым, он замечает также, какая часть данного есть лишь голое исполнение языковых символов. И как раз благодаря этому он открывает власть языка и его избирающую, расчленяющую силу. Но еще в меньшей степени имеет философ право пользоваться искусственным языком науки в духе самой науки и в духе предпосылки однозначной определимости фактов с помощью искусственной системы знаков.Теперь проясним для себя то, как положение об однозначной определимости всех фактов и второе положение устава института науки относятся к масштабам познания,
с которыми мы познакомились ранее: 1. самоданность, 2. адекватность познания. 3. ступень относительности наличного бытия предметов, 4. истина как таковая – истинное бытие, 5. материальная истина – ложность, 6. правильность-неправильность. Расположенные в таком порядке масштабы образуют ряд, который имеет то свойство, что смысл соответствующего масштаба предполагает смысл предшествующего: понятие адекватности и полноты приобретает свой смысл только благодаря приближению познания к самоданности. Относительность наличного бытия предмета может быть сведена к увеличению и уменьшению полноты вещи в мире. Простое очевидное истинное бытие есть самоданность совпадения полагаемого в суждении и предложении положения вещей с существующим положением вещей. Материальные истина-ложность предполагают простое «очевидное истинное бытие» и сводятся к отношению между простым истинным предложением и соответствующим предметом суждения. «Правильность», напротив, относится к действиям субъекта: а именно, к суждению, поскольку оно ведет к истинному как таковому.