Антология реалистической феноменологии

Мы уже видели раньше, что обязательственное отношение не является отношением спокойно в себе покоящимся, как, например, собственность. Как и само обещание, оно имеет тенденцию к тому, чтобы его содержание было реализовано носителем обещания. Вместе с тем оно определено к тому, чтобы быть прекращенным. Любому требованию и любому обязательству «присуща» реализация его содержания, не в том смысле, что вместе с их существованием необходимо дано существование действия по реализации, подобно тому как вместе с существованием обещания, которому вняли, дано существование требования и обязательства, но в том смысле, как, например, прекрасному произведению искусства присуще восхищение, а плохому поступку «присуще» возмущение. Если действие по реализации не совершается к тому времени, когда оно должно было наступить, то происходит изменение обязательственного отношения: требование «нарушается». Можно представить, далее, что выполнение требования становится невозможным – будь то в силу того, что носитель обязательства неспособен осуществить обещанное действие, будь то в силу того, что обнаружилась невозможность достижения предполагаемого результата посредством какого-либо действия (в случае обязательств, которые в конечном счете ориентированы на получение реального результата). Нельзя будет, видимо, сказать, что требование или обязательство тем самым потеряли силу.[316] Но возникает, пожалуй, своеобразная антиномия между тенденцией обязательственного отношения к выполнению и фактической невозможностью выполнения. Из обязательственного отношения проистекает тем самым бессмысленность совершенно особого рода. Требование и обязательство становятся неизлечимо больны.

В нормальном случае требование и обязательство, а вместе с тем и все обязательственное отношение теряет силу после реализации содержания обещания – что феноменально не обязательно должно хапактеризоваться как осуществляющий поступок. Наряду с этим есть и второй вид его прекращения – путем отказа [Verzicht]. Как a priori в сущности требования укоренено его прекращение посредством выполнения, так оно может потерять силу и посредством отказа носителя требования. Этот отказ представляет собой социальный акт, адресатом которого выступает носитель обязательства. Впервые мы встречаемся здесь с социальным актом, который не требует другого лица. Отказ относится в конечном счете к тому, от чего отказываются, то есть в данном случае к требованию, он не направлен на некоторое лицо. Однако же он должен быть открыт какому-то лицу – в нашем случае он должен быть открыт носителю обязательства, – чтобы вступить в действие; для него существенна потребность в том, чтобы ему вняли. В тот момент, когда отказ обнаруживается и принимается к сведению, теряют силу требование и обязательство. Здесь мы можем ожидать возражений. Действительно ли можно отказаться от любого требования, может ли, следовательно, лицо, которое было заверено в получении какого-то результата, совершенно произвольно отказаться от получения этого результата? Возможно, придут на ум те случаи, когда кто-то сперва хотел отклонить обещание и только после долгих уговоров согласился на то, чтобы принять его. Может ли он затем уклониться от получения результата от другого лица посредством отказа? Именно этот случай ясно обнаруживает то смешение, которое здесь имеет место. Предполагается, что наличествует обязательство – принять обещанный результат. Однако непосредственно с очевидностью постижимо, что обязательство может возникать из обещания, но никогда из простого принятия обещания или, тем более, из простого усвоения такового. Но мы видели – в случае просьбы и распоряжения, – что за неясным выражением «принятие» может вполне скрываться и обещание. Здесь мыслятся именно такого рода случаи. Если обещание принято согласно настойчивым просьбам, то в принятии, которое здесь одновременно относится к обещанию, содержится собственное обещание – принять результат. Было бы неверно сказать, что затем от требования нельзя отказаться, ибо возможность отказа неизменно укоренена в сущности требования. Однако же, даже если отказываются от требования, второе обещание [принять результат] все еще дает основание для обязательства первоначального носителя требования. Но обязательство по своей сущности и своему смыслу исключает направленность на него акта отказа. Пусть при осуществлении таких актов в реальной жизни многое с трудом поддается констатации, некоторые переживания, в которых эти акты осуществляются, сами по себе также могут быть смутными и расплывчатыми, неразличимо переходя друг в друга. Но сами акты различаются совершенно отчетливо; в их чистых идеях коренятся достоверные и неизменные законы.