Антология реалистической феноменологии

Я хотела бы еще несколько подробнее исследовать также уже ранее отвергнутое единство собственного и чужого Я во вчувствовании. Пока вчувствование является полным – об этом речь идет у Липпса – (т. е. именно о том, что мы более не можем признать в качестве вчувствования), не существует разделения на собственное и чужое Я, но оба они едины: я, например, едина с акробатом, в движениях которого, наблюдая, я внутренне участвую. Только из-за того, что я выхожу из полного вчувствования и размышляю о моем «реальном Я», возникает разделение, появляются переживания, не исходящие от меня, как относящиеся «к другому», и находящиеся в его движениях. Если бы это описание было точным, то было бы, собственно, устранено различие между чужим и собственным переживанием, так же, как между чужим и собственным Я; оно осуществлялось бы только посредством связанности с различными «реальными Я», т. е. психофизическими индивидами. При этом оставалось бы совершенно непонятным, что будет происходить, что будет происходить с моим телом и с телом другого, так как я живу как «в» одном, так и в другом одним и тем же образом, переживаю движения как одного, так и другого тела. Но это утверждение не только опровергает само себя посредством своих выводов, но и является, очевидно, ложным описанием. Я не едина с акробатом, но только «подле» него, я не реально осуществляю его движения, но только «квази», т. е. дело не только в том, что я внешне не осуществляю движений, что также подчеркивает Липпс, но также в том, что «внутреннее» соответствие движениям тела – переживание «я движусь» – у меня не является первичным, оно не первично. И в этих не первичных движениях я чувствую себя руководимой, ведомой его движениями, их первичность выражается в моих не первичных движениях и они для меня присутствуют только в моих движениях (движение опять понимается как переживаемое, поскольку чистое движение тела воспринимается и внешне). Первичность относится к любому движению, которое совершает зритель, напр., тем, что он прекращает свою акробатическую программу, несмотря на то, что он, может быть, совсем ничего об этом не «знает», поскольку совершенно погружен во вчувствование. Но если он размышляет и в том, и в другом случае (для чего необходимо, чтобы его Я осуществило переход от одного cogito к другому), то находит в одном случае первичную, в другом не первичную данность, и не простую не-первичность, а не-первичность, в которой обнаруживается чужая первичность. На это описание Липпса соблазнило недоразумение с забвением самого себя, в соответствии с которым я могу посвятить себя объекту, и Я растворится в объекте. Следовательно, вчувствование не является единочувствием, если понимать его в строгом смысле. Но это еще не означает, что не существует ничего подобного единочувствию. Вернемся к со-чувствию с чужим переживанием. Мы говорили, что в сопереживании Я направлено на объект чужого переживания, что оно, вчувствуя, одновременно имеет в наличии чужое переживание и что вчувствующий и со-чувствующий акты не тождественны по своему содержанию. Мы можем этот случай несколько модифицировать: экстренный выпуск газеты сообщает, что крепость пала – и всех нас, кто это слышал, охватили один восторг, одна радость, одно ликование. Мы все ощущаем «одно и то же» чувство. Если бы рухнули все преграды, которые отделяют Я от другого, то избавилось ли бы оно от своего монадического характера? Нет, не вполне. Я ощущаю свою радость и, вчувствуя, постигаю радость другого, и вижу: это одно и то же. И пока я это вижу, кажется, будто исчезает не первичный характер чужой радости, шаг за шагом совпадает эта призрачная радость с моей реальной радостью, и настолько же реально, как я ощущаю мою радость, другие чувствуют свою; то, что они чувствуют, я наглядно представляю себе. Тело и жизнь выигрывают от моего чувства, и из «Я» и «Ты» возникает «Мы» как субъект более высокой стадии.[365] И это также возможно: мы, вероятно, радуемся одному и тому же событию, но нас наполняет еще не совсем одна и та же радость, радостное, возможно, щедрее раскрыло себя другому; вчувствуя, я постигаю это различие и достигаю тех «сторон» радостного, что оставались закрытыми в моей собственной радости, и от этого моя радость воспламеняется, и только теперь происходит полное совпадение с вчувствованной радостью. Подобное может произойти и с другими и, вчувствуя, мы обогащаем наше чувство, и «мы» теперь чувствуем такого рода радость, как «я» и «ты», и «он» в отдельности. Но «я» и «ты», и «он» продолжают содержаться в «мы», не «Я», но «мы» есть субъект вчувствования. И мы познаем других не через единочувствие, но посредством чуткости, посредством вчувствования становится возможным единочувствие и обогащение собственного переживания.

f) Повторяемость вчувствования – рефлексивная симпатия