Антология русской литературы XXI века. Выпуск 4/2018

Еще десяток строчек раскрывали личность жильца. Многое он и сам уже не помнил – правда это или нет. Андрей повернул голову обратно к телеэкрану, затем бросил короткий взгляд на окно и подумал о дроне: «Неужели правда в такой штуке стоит фотоплёнка? С приходом Режима, кажется, технологии застыли на одном этапе или вовсе обратились вспять. Очень плохо помню, но кажется, тогда давно был бум микроэлектроники. Куда всё это делось? А сейчас проводные телефоны и фотопленка, проявить которую можно только в специальных лабораториях под пристальным взглядом цензоров. Редкие смельчаки делают это сами, дома. Химия для самостоятельной проявки давно запрещена. Хотя в других направлениях прогресс явно шагнул вперед. Кто-то недавно доказывал, что стоит выключить телевизор во время «Всенародной развлекательной передачи», как электрический сигнал сразу же передают факт этого преступления в Центр и отмечает в твоем деле. Ведь подозрительно – чем ты еще можешь заниматься, если не смотришь лучшую программу страны? Слухи, бестолковые слухи, от них часто пугаешься больше чем от правды. Страх держащийся на слухах, вот оплот нашей родины», – Андрей Николаевич посмотрел на свои руки. Правая – культя без кисти, а на левой всего один палец. «А нет, правда, всё-таки страшнее».

На улице раздалась вечерняя радиограмма из рупоров на столбах. Дегтярёв знал это расписание и впервые за весь день слегка улыбнулся. Он робко встал с кресла – оно заскрипело десятком старых пружин, но звук растворился в шуме с улицы. Андрей подошел к несущей стене единственной, которая толще чем перегородки в пару миллиметров отделяющие от соседей сканирующих пространство сквозь гипсокартонные стены. «На самом деле они просто еще более запуганные, несчастные люди, чем я», – думал Дегтярев. Он отклеил помятую обоину. Перед глазами предстала покосившаяся кирпичная кладка, не стянутая раствором. Один за другим кирпичи оказывались на полу, а в стене явилась дыра. Жилец с трепетом протянул в темноту изуродованные руки и извлек старый, давно запрещенный кроме как в госучреждениях механизм – пишущую машинку.

«Дрона не будет примерно час. У меня есть время», – прикинул в уме Андрей Николаевич и сел в кресло.

Аппарат на коленях. В спешке заправленная бумага встала немного вкось. Поверх машинки плед, на случай если неожиданно прилетит фотодрон. Писать в слепую – давно отточенная практика. Телевизор продолжал галдеть – в эфире транслировались достижения народного хозяйства, но Дегтяреву было не до этого ибо, наконец, он мог писать.

Единственным пальцем писатель вслепую жал на клавиши машинки. Каждый щелчок механизмов заставлял содрогаться от страха, но сейчас звук растворялся в гуле торжественной музыки, и только потому, Андрей ждал этого времени. «Раньше для писательства мне нужна была тишина, а сейчас шум», – подумал он. Безуспешные попытки писать ручкой держа её одним пальцем он бросил сразу после исполнения приговора «за несанкционированную графодеятельность», карающееся отсечением всех пальцев, кроме одного, оставленного чтобы жать кнопки телевизора. То был всего лишь безобидный рассказ, абсолютно аполитичный он не дотягивал до того, чтобы приговорить к казни, но, тем не менее, несанкционированный. Но то, что писал Дегтярев сейчас, тянуло даже не на казнь его одного, а на суровое наказание всех жильцов дома за не проявленную бдительность к соседу-диссиденту. Он это понимал, но держать мысли в себе, не придав бумаге, казалось большей пыткой, чем отсечение конечностей. «И что потом делать с этим текстом?» – не раз задавался вопросом Дегтярев. В молодости, до становления Режима он мечтал о многотысячных публикациях, но сейчас был бы рад, если его рукопись просто не уничтожат, а прочтет хотя бы один человек. «Спрятать. Необходимо её как следует спрятать. История еще не раз перепишется, но пусть хотя бы сквозь столетия кто-то узнает, как было всё на самом деле».

Клавиша уперлась в блокировочный механизм – конец строки. Звоночек, оповещающий об этом, Дегтярев давно извлек – лишний шум был ни к чему. Он сдвинул рычаг перевода строки и вновь принялся за дело. В течение дня Андрей досконально продумывал, как и что напишет, а когда машинка, наконец, была на коленях, даже одним пальцем он быстро излагал всё что задумал. Лист приходилось пропечатывать с обеих сторон, ведь бумагу достать было совсем не просто. Часто он использовал листы ежедневной газеты «Наша Правда». Тогда меж строк лживых статей появлялись слова свободного человека. Андрей прикинул, что однажды, от безысходности, ему придется зарядить в машинку рулон туалетной бумаги, но решил об этом не думать.

Телеэкран осветился цветастой заставкой «Всенародной развлекательной передачи». «И почему, чем больше в стране гнета, тем чаще всё называют народным?» – задался немым вопросом Дегтярёв. Но на размышления не оставалась и мгновения. Начало передачи означало, что выделенное время окончено – скоро прилетит с проверкой фотодрон.