Антология самиздата. Неподцензурная литература в СССР (1950-е — 1980-е). Том 1. Книга 1.

«…Я предаюсь дьяволу иронии, бесу противоречия, духу неверия. Но не думайте, что небо мне совершено чуждо. Простите за цитату, но могу повторить вслед за Гейне: „Я не знаю, где кончается ирония и начинается небо“. И вот эта сомнительная, коварно-насмешливая сторона любого явления, любой веры, любого убеждения и принципа — это первое, что я вижу и чувствую и против чего настораживаюсь.

Стать выше ненависти? Стать выше 30 лет своего рабства, изгнанничества, преследований, гнусности всякого рода? Не могу! Я не святой человек. Я — просто человек (подчеркнуто А. Барковой). И только за это колесница истории 30 лет подминала меня под колеса. Но не раздавила окончательно. Оставила сильно искалеченной, но живой».

И дальше в письме приводится едкое, горькое, но пророческое стихотворение 1927 г. («Ненависть к другу»), естественно, неопубликованное.

Лишь в 1990 г. в Иванове вышел второй сборник поэтессы, «Возвращение», была опубликована маленькая заметка М. Дудина «В нее верили Блок и Пастернак», да в сборнике «Средь других имен» опубликовано три десятка страниц стихотворений.

Публикации:

«Женщина». Стихи. Предисл. А. Луначарского. (1922)

«Настасья Костер». Пьеса. (1923);

«Возвращение». Стихотворения. (1990)

«Вечно не та» (2002)

Прокаженная

Одинока я, прокаженная,
У безмолвных ворот городских,
И молитвенно славит нетленное
Тяжкозвучный каменный стих.
Дуновенье заразы ужасной
Отвращает людей от меня.
Я должна песнопения страстные
Песнопеньями вечно сменять.
Темноцветные горькие песни
В эти язвы пустили ростки.
Я священные славлю болезни
И лежу у ворот городских.
Это тело проказа источит,
Растерзают сердце ножи;
Не смотрите в кровавые очи:
Я вам издали буду служить.
Моя песнь все страстней и печальней
Провожает последний закат,
И приветствует кто-то дальний
Мой торжественно-грустный взгляд.

Источник: сайт Антология русской поэзии (http://ruslit.ioso.ru/barkova.htm)

Робеспьер

Кафтан голубой. Цветок в петлице.
Густо напомаженная голова.
Так Робеспьер отправляется молиться
На праздник Верховного Существа.

Походка под стать механической кукле,

Деревянный негибкий стан,
Сельского стряпчего шляпа и букли,
Повадки педанта. И это тиран…

«Шантаж, спекуляцию, гнусный подкуп

Омою кровью, искореню!»
И взгляд голубой, бесстрастный и кроткий.
Улыбнулся толпе и парижскому дню.

А на площади мрачной угрюмо стояла толпа.

Неподкупная, словно он Сам, «Вдова»[12]
И ударом ножа, скрипя,
Подтверждала его слова.

1923

Ненависть к другу