— Да теперь — не муж и жена.
— Ты знаешь, а я, честно говоря, в какой-то момент испугалась, что он возьмет и отложит.
— Ага, это когда он завел про то, что брак — это не только праздники, но и будни, и еще что-то такое про чудо любви, которое, мол, бывает только один раз. А потом предложил нам не торопиться и подождать еще хотя бы месяца два.
— Ничего себе — еще два месяца!
— Ужас! Еще два месяца называться мужем и женой! Но ты ему здорово ответил, что мы — взрослые люди и вполне способны сами отвечать за свои поступки.
— Ты тоже держалась молодцом. Как ни старался он тебя сбить, стояла на своем — не сошлись характерами, и точка!
— Все, как мы с тобой договорились, верно?
— Ага! А он опять за свое. Что у него, мол, дети такие же, как мы, и что он знает, как молодежь пасует перед первыми трудностями и принимает скоропалительные решения.
— А ты ему вежливо так, но твердо: «Какие такие скоропалительные решения?! Мы, извините, все обдумали бесповоротно и передумывать не собираемся».
— Ага! А он тогда очки свои взял и начал их протирать. Я думал, он их насквозь протрет.
— Жуткий тип!
— И не говори!
— Воображаю, каково его детям приходится.
— Наверняка — несчастные ребята! Не могу себе представить, чтобы ты со временем стал таким же занудой, как он.
— И я не могу тебя представить этакой унылой мамашей, которая с утра до вечера пилит своих ребят.
— Мне кажется, что наши дети рассказывали бы нам все, что с ними происходит. Никогда бы не лгали нам.
— Еще бы! Попробовали бы они нам солгать. А если и случилось бы что-нибудь подобное, главное — держать одну линию. Если отец говорит «нет», значит, и мать должна говорить «нет».
— Какой ты у меня умный!
— Знаешь, я хотел тебе сказать одну вещь…
— Какую?
— Ты мне нравишься.
— Правда?
— Честное слово.
— И ты мне.
— Слушай, давай поженимся!
— Как-то так вдруг все неожиданно, надо подождать, проверить свои чувства.
— А чего издать, я тебя люблю, и точка!
— Все-таки хорошо бы родителей поставить в известность.
— И поставим! Подадим заявление в ЗАГС и сразу же поставим…
— А свадьбу где играть будем?
— Где? В ресторане, конечно. Такую свадьбу отгрохаем, закачаешься.
— Ух, здорово! Я уже себе и платье придумала. Я тебе сейчас нарисую, какое платье.
— Нарисуешь, нарисуешь потом, а теперь пошли скорее, а то ЗАГС закроется.
— Какой ты нетерпеливый. А ты меня правда побить?
— Просто жить без тебя не могу.
— И мы никогда не расстанемся?
— Ни за что на свете!
Взрослые любят приставать к детям с дурацкими вопросами. Как увидят ребенка, так сразу: «Как тебя зовут, мальчик?» да «В каком ты классе?» При этом голос у них делается приторный-приторный, будто с ребенком нельзя разговаривать так же, как со всеми нормальными людьми.
Вот, к примеру, Борис Федорович, приятель моих родителей… Мне уже надоело отвечать ему, что зовут меня Петя, что хожу я в первый класс и так далее. Можно было бы за столько времени и запомнить, так нет же, он все равно каждый раз спрашивает меня об одном и том же.
Один раз, когда родителей не было дома, приходит к нам Борис Федорович со своим сыном Юркой. Борис Федорович как увидел меня, тут же сделал умильное лицо и уже собрался засюсюкать, но я опередил его:
— Привет, — говорю, — Юрка! Ну-ка, ну-ка, показывай, кого это ты к нам привел?
— Это мой папа, — отвечает Юрка.
— У-у, какой большой дядя! — говорю я. — А как дядю зовут?
Борис Федорович встал с открытым от удивления ртом и стоит, слова выговорить не может.
— Дядя, наверное, язычок проглотил, — догадался я.
— Борис Федорович его зовут, — отвечает за своего отца Юрка. — Не знаю, что это с ним сегодня сделалось. Обычно такой бойкий, а тут…
— Ну, ничего, ничего, освоится, — говорю я. — Вот смотрю на него: вылитый ты. Просто копия! Особенно глаза. На работу ходит?
— Работает! — говорит Юрка.
— Как, не огорчает?
— Всякое бывает, конечно. Недавно прогрессивки лишили. А вообще ничего, старается. Вот видишь, встал в дверях и стоит. Может, пройдешь наконец в комнату?
— Сегодня по телевизору футбол. Можно я телевизор посмотрю, — обрел дар речи Борис Федорович.
— Опять телевизор! — всплеснул руками Юрка. — Его от этого телевизора просто не оторвать. Диссертацию забросит и смотрит… Ты бы нам стишок рассказал… А то люди подумают, что ты совсем нелюдим какой-то.
Борис Федорович уткнулся глазами в пол и надул губы.
— Неужели он у тебя ни одного стихотворения не знает? — спросил я.
— Знаю! — сказал Борис Федорович.
— Просим, просим! — сказал я и похлопал в ладони.
— Поздняя осень, грачи… — начал Борис Федорович и замолчал.
— Забыл, наверное, — предположил я.
— Сейчас вспомнит, — сказал Юрка. —
У него от волнения… Ты только не спеши, пап. Ты соберись с мыслями…
Но Борис Федорович сколько ни старался, не вспомнил…
— Эх, опозорил! — сокрушенно вздохнул Юрка. — Ну чего уж тут, иди смотри футбол свой. Только когда мультфильмы начнутся, мы переключим… Беда с ним! — пожаловался мне Юрка, когда Борис Федорович удалился. — Воспитываешь, воспитываешь, а толку чуть…