А у второго управдома бзик был еще интересней: считал он, что в условиях нашего микрорайона душистый горошек очень хорошо произрастает, буквально помешался он на душистом горошке, заставил всех завести ящички с землей на балконах и высаживать в них его любимую культуру, будь она неладна!
Поклонник душистого горошка в одночасье сорвался с пожарной лестницы при очередном осмотре нашего дома, и его неугомонная душа отлетела туда, где нет ни печали, ни воздыхания, ни строптивых квартиросъемщиков.
Третий всему на свете предпочитал говорение речей. В последние годы своего управдомства он чуть ли не по каждому поводу собирал жильцов и произносил долгие, туманные речи.
Четвертый и пятый вихрем пронеслись по нашей жизни и почти никак не запомнились, не успели запомниться.
Зато шестой… Шестой сразу, как пришел, заявил, что дом построен неправильно. То есть фундамент заложен правильно, но вот стены… Стены никуда не годятся, перестраивать нужно. А как перестраивать? С выселением или без выселения? И если с выселением, то куда выселять? То-то же, что некуда! Значит, без выселения. Перестраивать — да, но без выселения.
И стали мы ждать строителей. Каких строителей, никто не знал, — каменщиков, наверное, раз стены перестраивать. Так мы думали. Но вместо каменщиков пришли маляры и начали все перекрашивать. Между перекраской и перестройкой, конечно, разница есть, однако есть и нечто общее: и там и там — «пере».
…А дом-то в еще более худшее состояние начал приходить. Жильцы подъезда № 6, видя такие дела, сказали, что отделяются от нашего дома и заводят у себя местное самоуправление. А наш управдом сказал, что если они отделятся от нашего дома, то мы им газ перекроем и воду отключим. А жильцы подъезда № 6 сказали: «Ну и отключайте!.. Мы на колонку будем ходить за водой, а есть всухомятку, не нужно нам вашего газа».
…Да, вот. Такие вот дела.
Но я люблю наш дом. Несмотря на помойку под самыми окнами. На вечные перебои с горячей водой. И лифт постоянно ломается. И в подъезде постоянная лужа мочи. И распивают прямо на подоконниках, пахнет перегаром и блевотиной.
Некоторые выезжают из нашего дома, переселяются в другие дома, в другие квартиры, где комфортабельней, чище, уютней.
А я не решаюсь. И даже, когда бываю в гостях, начинаю скучать по нему. Даже в таких гостях, где всего в достатке, я начинаю скучать по нашему бедному, запущенному дому. Мама говорит: «Ну пойди развейся, развлекись, что ты все дома и дома?!» А я говорю: «Да нет, мама, куда я пойду, не хочу никуда идти, мне и здесь хорошо».
Родился я здесь. В школу отсюда бегал. И из школы — сюда. Впервые поцеловался в этом подъезде. Помню, двери хлопали и от каждого хлопка мы вздрагивали. Съезжал по этим перилам. И надписи на стенах все наизусть знаю. Например, эту: «Рейган козел». А под ней другую: «Сам козел. Рейган».
В окнах нашего дома по вечерам зажигается свет, распахиваются рамы, и все видно и слышно. Из одного окна пьяные голоса слышны, из другого: «Говорит радио «Свобода». Прослушайте сводку последних известий», из третьего: «Мань!.. А Мань!.. Ну будь человеком!», в пятом на скрипке пиликают, какой-то, возможно, гениальный мальчик.
В шестом — стариковская голова на улицу выглядывает… Дом мой, дом! Устоишь ли ты?
Первым делом хочу заявить, что Новоженов — это не псевдоним. Новоженов — это настоящая фамилия. И папа у меня тоже Новоженов. И дедушка — Новоженов. А вот за прадедушку уже не ручаюсь. Может, он уже не Новоженов. Может, он Рабинович. Чего не знаю, того не знаю. Одно мне доподлинно известно, что прадедушка был сельским почтальоном. Именно сельским. Отчего вероятно, я испытываю безотчетную симпатию к почтальонам. Казалось бы, она должна проявляться только по отношению к сельским почтальонам, однако проявляется ко всем почтальонам вообще, без исключения. Сердце! Ему не прикажешь!
Теперь что касается пятого пункта. Пятый пункт у меня — того… То есть предвижу что некоторые, увидев мой пятый пункт, плюнут и не станут читать заметку, написанную человеком, у которого такой пятый пункт. Сердце! Ему не прикажешь.
Интересно, что, когда в доме пожар, никто ни у кого не спрашивает про пятый пункт. Никто не спрашивает паспорт у пожарного, подставившего лестницу к твоему пылающему окну.
Интересно также, что всем абсолютно безразлично, на каком языке будет написан рецепт, содержащий тайну бессмертия. Главное — чтобы он был действенным.
Но это к делу не относится. Туг я немного отвлекся.
Так вот, я — за дружбу народов. К чему и клоню. Конечно, понимаю, я лицо заинтересованное. Еще бы я не был за дружбу народов. Посмотрел бы я на себя, если бы я не был за дружбу народов. Но так или иначе, я — за нее.
Что я понимаю под дружбой народов? Сказать, что это когда один народ дружит с другим народом, было бы крайне неудовлетворительно. Главный бухгалтер еще, чего доброго, опротестовал бы мой гонорар.