Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 16. Анатолий Трушкин

Они все насквозь видят, они — телепаты. Я иногда начну что-нибудь говорить, он сразу посмотрит так! — я понимаю: не надо говорить… вообще ни слова… надо принести что-нибудь покушать.

Ест много. Он говорит:

— В вашем мясе мало наших элементов.

Им надо много съесть нашего мяса, чтобы наесться. Он не обманывает — так много ест и все равно слабый очень. Конечно, все чужое.

Из нашей пищи в чистом виде им подходит только коньяк. Я верю. Как-то вызвала врача, взяли у него кровь на анализ — ни лейкоцитов, ни кровяных телец — ничего нет, один коньяк.

Пьет каждый день. Говорит:

— Мне за вредность дают, что не на базе живу, а у тебя.

И все равно плохо себя чувствует. Мне помочь ничем по дому не может. А когда ему чуть лучше, тоже не может помочь — ему их религия запрещает помогать.

У них, знаете, такая религия — он должен днем час лежать неподвижно… с закрытыми глазами. Один час в день обязательно! Иначе бог накажет. И чтобы ничего лишнего рядом, только подушка и одеяло.

Такая вера у них. И еще три часа должен провести перед телевизором… каждый день. Я верю. Я вижу, не в передачах дело, потому что он смотрит все подряд.

С ним вообще так интересно! Он все знает, они же обогнали нас в развитии.

Вот он говорит, что мы все несколько жизней живем. Правда. Он очень многих встречает, узнает их по прежней жизни, говорит:

— Я его в гробу видал.

А имена у них сложные. Он сказал:

— По-нашему тебе никогда в жизни не выговорить моего имени, у вас даже букв таких нету. А чтобы по-вашему тебе привычно было, зови меня Борисом Николаевичем.

Обещал с собой взять, познакомить с мамой. Долго разрешения не давали, потом принес «Вечернюю Москву» с портретом Чумака, говорит:

— Держи, это — твоя виза.

Сейчас он улетел по делам, сказал:

— Вернусь, заберу тебя.

Нет, он, правда, с неопознанной тарелки. Ко мне даже участковый приходил, показал фотографии, спросил:

— Никого не узнаете?

Я Бориса Николаевича сразу узнала, но ничего не сказала, он не велел.

Он все наперед знал. Правда. Предупреждал, что участковый придет, научил, что сказать.

Женщины, если не веришь, никакой любви нет.

А если любишь, то и верить не обязательно.

Я еще могу поверить, что инопланетянин, что денег не дают, что вместо крови коньяк. Но что я похожа на Чумака — никогда'

Обманул, конечно, насчет визы.

Женщины милые, все мужчины одинаковые. Но это неважно… если любишь.

В целом

(сценка)

Выходят он и она.

ОНА. Товарищи, разрешите собрание считать открытым.

Он аплодирует.

Спасибо. Товарищи! Соревнующееся с нами объединение выполнило план на сто шестьдесят процентов, мы в этом году опять идем на восемьдесят пять процентов. Это досадно, потому что в целом, как мне кажется, наш коллектив сильнее. В чем же дело? Какие есть предложения, пожелания, критические замечания по работе?

Он молчит.

Кто желает выступить?

Он отворачивается.

Только, пожалуйста, не все сразу, чтобы у нас был порядок.

Он не шевелится.

Слово имеет Петров.

ОН. Чего я-то?

ОНА. Люди ждут.

Он сокрушенно поводит головой, обходит ее, встает с другой стороны, молчит.

Неформально. Честно, открыто — все, что наболело.

ОН. Воруют.

ОНА. Расскажите о дисциплине.

ОН. Тащат все подряд, понимаешь.

ОНА. Все ли вовремя приходят на работу?

ОН. Вовремя.

ОНА. Ну вот.

ОН. А глядишь, все равно чего-нибудь уже сперли.

ОНА. Вот вы утром встали к станку, что вас волнует?

ОН. Где станок?

ОНА. Времени у нас, товарищи, немного, давайте выступать по делу.

ОН. Станка нету, делать нечего.

ОНА. У каждого из нас могут быть личные неприятности. Нужно быть выше их, думать о заводе в целом.

ОН. И уже думаешь о заводе в целом — не сперли бы.

ОНА. Мы забыли определить регламент выступлений. Предлагаю три минуты. Кто — за?

Он поднимает руку.

Единогласно.

ОН. А самое главное!..

ОНА. Ваше время истекло.

Он обходит ее, встает на прежнее место.

Кто еще желает выступить?

Он молчит.

Не все сразу, чтобы у нас был порядок.

Он отворачивается.

Слово имеет Сидоров.

Он сокрушенно поводит головой, обходит ее.

Неформально, честно, открыто — все, что наболело.

ОН. Я не согласен с предыдущим оратором.

ОНА. Очень хорошо.

ОН. Нарисовал какую-то мрачную картину, когда в целом на предприятии все нормально. Нельзя так.

ОНА. Вот именно.

ОН. Скажем, у нас в отделе народ замечательный!

ОНА. Расскажите о своем народе.

ОН. У нас просто замечательные люди! У нас ни у кого еще ничего не пропало!

ОНА. Видимо, все зависит от того, какой климат сложился в коллективе?

ОН. Все зависит от того, какой климат сложился в коллективе. Вот у нас в коллективе, например, сложился хороший климат. Мы все как один! Например, в девять часов садимся пить чай. Есть у тебя дело, нет его — все побоку! Садись пить чай!

ОНА. Простите…

ОН. Иначе это неуважение к коллективу! Это вызов всем своим товарищам!

ОНА. Простите. Но у вас не только эта традиция?

ОН. Но у нас не только эта традиция. (Удивленно смотрит на нее.) Что же, у нас всего одна традиция?

ОНА. Вот я и говорю.

ОН. Так не может быть!

ОНА. Не может.

ОН (обиженно). Ну а зачем тогда говорить?

ОНА. Расскажите, пожалуйста, о других традициях.