Антология сатиры и юмора России XX века. Том 2. Виктор Шендерович

И вот, признаюсь вам, последние полгода я, незлобивый столичный обыватель, жил в неосознанном раздражении: что-то в стране было не так! То есть в общих чертах все было нормально, но какое-то маленькое несоответствие не давало наслаждаться продвижением по пути реформ. Эдакое раздражение зрачка — будто вышел на Пушкинскую площадь, а там Гоголь.

Недели только полторы назад отлегло: Новодворскую привлекли.

Вот оно что! До этого она, оказывается, целых полгода на свободе была, а мы из виду упустили. Чувствовали: что-то не так — и мучились.

Потому что Новодворская должна сидеть в тюрьме. При коммунистах, при демократах, при батьке Махно… Без разницы! В этом — залог спокойствия общества и не-сгибаемый успех правоохранительного органа.

Теперь, когда все встало на свои места, поинтересуемся: за что же ее на сей раз? Это, конечно, ерунда, «за что», тут главное — оттянуться всем законом: ее, Новодворскую, и за пропаганду войны уже привлекали (не Невзорова же!), и за призыв к терроризму, и даже, от большого ума, за отказ от службы в Вооруженных Силах… Но все-таки… как говорил Остап, из чистого любопытства… за что сейчас?

Вы будете смеяться — 74-я! Разжигание межнациональной розни! Вот кто, оказывается, у нас ее разжигает!

Не г-н Барсуков со своими публично озвученными представлениями о чеченском народе; не милиция, введшая в право оборот «лицо кавказской национальности»; и, уж конечно, не полсотни погромных газет, рядом с которыми «Советская Россия» — просто Белоснежка… Межнациональную рознь у нас разжигает Новодворская!

Чем же? Оказывается, одним интервью и двумя статьями (двухлетней давности) — текстами, почти полностью посвященными советскому народу, обидеть который в на-стоящий момент, согласитесь, невозможно по причине отсутствия оного как в природе, так и в праве. А русский народ, за который обиделась прокуратура, упомянут у Новодворской только раз, но действительно весьма нелицеприятно: мол, русские — как квартиранты, которым легче уйти, чем навести порядок там, где они живут…

Ай-яй-яй. Тут бы и нахмурить правоохранительные брови, да вот незадача: нехорошая фраза эта — всего лишь пересказ классической мысли историка Ключевского.

Тут перед прокуратурой открываются заманчивые перспективы. Во-первых, собственно Ключевский этот — умер не умер, а 74-ю для острастки педагогического коллектива МГУ влепить не помешает.

Но что Ключевский! А Лермонтов М.Ю., 1814 г.р., из шотландцев, беспартийный? «Страна рабов, страна господ», говорите?

А Карамзин Н.М. с его «воруют»?

А Герцен А.И. со всем собранием своих диссидентских сочинений?

А эфиоп этот с бакенбардами, позволивший себе заявить, что мы, видите ли, ленивы и нелюбопытны?

А подельник его, Чаадаев? Мы, говорит, принадлежим к числу тех наций, которые как бы не входят в состав человечества, — представляете? И разобраться, почему Яковлевич! Хотя Чаадаева не больно посадишь — он сумасшедший, но уж поручик Толстой у нас не отвертится: семидесятую «прим» ему, голубчику, за «Хаджи Мурата», пропаганду чеченского терроризма!

Впрочем, это все, конечно, со временем. А пока — срочно посадить Новодворскую! Народу, особенно накануне выборов, нужна стабильность.

Как бы не прощелкать

Случилось со мной недавно странное: полетел я на неделю в Тунис.

И вот стоит у Средиземного моря эдакий шезлонг, поверх шезлонга матрасик мягонький, поверх матрасика полотенчико, а уж на полотенчике я. А у ног моих бассейн с водопадом для плезиру, а сверху солнышко теплое, а сзади гарсон смуглый, весь в белом, с золотыми галунами, желающим напитки разносит.

Сначала я струхнул от всего этого. В первый раз, как тот гарсон ко мне приблизился, по советской-то привычке струхнул: ой, подумал, что-нибудь нарушил я, ой, сгонят сейчас с полотенчика!

Потом привык, бояться гарсона перестал. За тентом, однако, когда темечко напекло, отправился сам — чай не барин, да и неловко человека гонять…

А назавтра осмотрелся, гляжу: французы-немцы отдыхающие знай пальцами себе щелкают, а он уж тут как тут — с тентом, с кофе, с джин-тоником… Ну, на третий день и я щелкать начал. Чего, в самом деле!..

А на пятый день, поверите ли, рассердился я на местного этого с галунами: медленно, гад, ходит! И полотенчико мне косо постелил, и не улыбнулся. Немцу, который по соседству подгорает, небось все зубы показал, а мне только самую малость.

А еще пару дней покоптился, халява кончилась, и полетел я обратно к себе домой. Выспался, встал, на кухню вышел, стою посреди Измайлова с обгорелой рожей, пальцами щелкаю, щелкаю, а кофе пет. Не несет никто.

Эта нравоучительная история рассказана с умыслом и имеет вот какую мораль: быстро мы к хорошему привыкаем. Незаметно и в считанные дни хорошее становится нормальным и как бы даже само собою разумеющимся.

Вроде цветного телевизора. Ну, цветной, ну, с пультом, ну и что?

А то, что уже работает завод по обратному внедрению в жизнь «КВНа» с лупой! Special for you!